Лошадь. Биография нашего благородного спутника - Венди Уильямс Страница 4

Нам также известно, что этот художник входил в первую группу полностью современных людей, поселившихся в Европе. Эти люди, принадлежавшие к ориньякской культуре, кроме лошадей, почитали еще многих животных. Их искусство великолепно – однако за искусством скрывается нечто большее: массив ценных научных свидетельств, предоставляющих нам бесценную информацию в том числе о животных, вместе с людьми населявших речные долины, болота и топи, а также равнины Европы ледникового периода. Наука рассказывает нам о едва ли не бесконечной последовательности расписанных древним человеком пещер, о не поддающемся подсчету количестве барельефов, рисунков и набросков и множестве резных изображений – всегда и зачастую во всех подробностях показывающих неведомых нам животных, таких, к примеру, как шерстистый носорог, живший в Европе в эпоху плейстоцена.

Некоторые из этих творений наделены потрясающим совершенством, однако менее безупречные изображения не представляют особой редкости. Как это ни удивительно, они присутствуют повсеместно. Археологи обнаружили подобного рода рисунки по всей Европе: на западе Испании, в Италии, во Франции и на всем пути на восток, в Россию. Современный поклонник искусства плейстоцена может посвятить целое лето изучению его произведений и тем не менее ознакомиться только с малой частью. Однако при всей распространенности древних произведений изумляет сам факт их существования: искусство ориньяка возникает в археологической летописи Европы как бы внезапно… словно бы какой-то гений взмахнул рукой и люди получили творческий дар. Оно не имеет никаких очевидных предшественников, никаких древних образцов, которые могли бы засвидетельствовать нам ход овладения мастерством. Конечно же археологи скажут нам, что это не так. Скажут, что какой-то период предварительного обучения обязательно существовал, что он должен был оставить нам свидетельства технического роста, однако до сих пор доказательств существования этого этапа практически не обнаружено.

Это явление настолько удивительно, что некоторые ученые даже предполагали, что мозг у Homo sapiens, сформировавшийся больше чем за сотню тысяч лет до этого, мог претерпеть в эту эпоху внезапный неврологический скачок – какой-то сдвиг в человеческой психике мог наделить нас творческим импульсом. Теория эта больше не в моде, но очевидно, что произошло неизвестное нам необычайное событие. В противном случае наука не может объяснить появление нашего небольшого талисмана из-под рук резчика.

Лошадь из Фогельхерда, изображенная в миг предельной надменности, является чем-то большим, чем простой символ, – это конь живой, запечатленный в конкретный момент времени. Он вот-вот ударит передним копытом или, быть может, поднимется на кобылу. Это современный конь фризской породы (см. илл. 2 на вклейке), беспокойно расхаживающий по пастбищу, или американский мустанг, [12] готовый замереть на каком-нибудь красном утесе, или искусная в выездке лошадь, собирающаяся исполнить идеальное piaffe, [13] любимое многими классическое движение, демонстрирующее сдерживаемую энергию коня и плавное изящество его движений.

Однако из всех этих соображений вытекает вопрос: почему? Почему древний художник с таким вниманием отнесся к лошади? Что представляла собой эта миниатюрная скульптурка? Религиозный символ? Торговую валюту? Или передавала энергию жеребца своему обладателю? Или, быть может, вообще не имела никакого значения и была лишь игрушкой, вырезанной долгим зимним вечером, чтобы потешить детей?

Однако, каково бы ни было ее предназначение, этого коня не возвели на пьедестал, чтобы поклоняться ему. Фигуркой пользовались. Много пользовались. На спине лошади вырезаны тонкие линии, существенно поистершиеся от многократных прикосновений человеческих рук. [14]

Возможно, мы никогда не получим ответы на многие из наших вопросов, однако можно не сомневаться в одном. Мы разделяем с древним художником мощную эмоциональную реакцию: лошади очаровывают нас не меньше, чем людей, живших 35 000 лет назад. Даже сегодня, пребывая в изоляции от мира природы, мы стремимся вступить в контакт с лошадью. Спросите любого конного полисмена.

Несмотря на тайну, которая окутывает эту древнюю фигурку, ее окружает большая компания. В течение всех последующих 20 000 лет до тех пор, пока лед наконец не растаял и Европа не вступила в нынешнюю теплую фазу своей истории, художники создавали изображения лошадей, используя тот материал, который предпочитали, – слоновую (мамонтовую) кость, рога, дерево, камень, краску.

Кони – это звезды искусства ледникового периода. В самом деле, именно лошадей чаще всего изображали художники в тот долгий, длившийся 20 000 лет период, предшествовавший изобретению сельского хозяйства и того, что мы сейчас называем цивилизацией. [15] На территории нынешней Франции, в Абри-дю-Кап-Блан, на стоянке древних людей под каменным навесом, служившим жилищем 15 тысячелетий назад, в каменную стенку, задник, на фоне которого происходила повседневная жизнь, были врезаны фигуры коней почти в натуральную величину. Когда я побывала там, каменное изображение напомнило мне кухонное искусство – такое, над которым размышляешь, помешивая суп, – однако лошади из Кап-Блан столь же живы в своем движении, как если бы их писал Леонардо да Винчи. Когда их озаряет свет, они оживают и стремятся выскочить из камня.

В пещерах северного побережья Испании, отделенного от Кап-Блан сотнями километров, с чувством нарисованные пони резвятся в счастливом самозабвении. В тысячах километрах к востоку, в Уральских горах, нарисованные красной охрой кони украшают собой стены Каповой пещеры. На стенах пещеры Шове, [16] на юге Франции, нарисованные кони стоят тесными группами, наблюдая за окружающими их животными, в том числе за притаившимися неподалеку львами. Некоторые из лошадей Шове пасутся, остальные стоят на страже. В другом месте пещеры застенчивый конек выглядывает из-за скалы. Чего он боится? Охотящихся львов? Или могучего жеребца?

Похоже, что художники ледникового периода знали о лошадях всё. До появления на исторической арене Леонардо, глубоко изучившего их анатомию, ни один художник не мог сравниться с этими виртуозами плейстоцена в изображении животных, которых действительно можно назвать лошадьми. Мне кажется, эти первые по времени и совершенные мастера также являлись первыми исследователями поведения животных. Они должны были отводить наблюдениям часы, дни, месяцы и годы. Они понимали выражения «лиц» лошадей, знали, как раздуваются их ноздри, когда кони испуганы, как выдают внутреннее состояние животных их уши, знали, отчего они иногда держатся вместе небольшими группами, а отчего с угрюмым видом расходятся поодиночке. Произведения их говорят нам о том, что задолго до того, как были изобретены удила и уздечка, мы, люди, Homo sapiens, восхищались дикими лошадьми, наблюдая за ними.