Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире - Джон Грогэн Страница 42

* * *

На следующий день мы с Дженни взяли мальчиков, отправились в зоомагазин и купили гигантскую клетку. Там были клетки разных размеров, но когда я описал габариты Марли, продавец подвел нас к самой большой.

Она была настолько огромной, что даже лев мог стоять и свободно поворачиваться в ней. Она была изготовлена из тяжелой стали, имела два засова, чтобы дверь надежно закрывалась, и тяжелый стальной лоток, закрепленный на днище. Это был наш ответ Марли, наш мобильный карцер. Конор и Патрик забрались внутрь, а я задвинул засовы, заперев их на минуту.

– Ну что, ребята? Как вы думаете, выдержит эта клетка нашего суперпса? – спросил я.

Конор покачал дверь клетки, просовывая пальцы сквозь прутья решетки, словно бывалый заключенный, и сказал:

– Я в тюйме.

– Пиятиль будет нашим заключенным! – поддержал разговор Патрик. Подобная перспектива ему понравилась.

Вернувшись домой, мы поставили клетку возле стиральной машины. Мобильный карцер занял около половины площади подсобки.

– Марли, иди сюда, – позвал я, когда мы окончательно установили клетку. Я кинул игрушку, и он с удовольствием бросился за ней. Пока он ее грыз, не подозревая о новом испытании на своем жизненном пути (подобные эксперименты психиатры называют «принудительным вмешательством»), я закрыл за ним дверцу, заперев ее на засов.

– Твое место теперь здесь, когда нас не будет дома, – весело пояснил я.

Марли стоял, довольный и пыхтящий, без признаков озабоченности на морде, а затем, вздохнув, он улегся.

– Добрый знак, – отметил я. – Очень хороший знак.

В тот вечер мы решили испытать на практике собачью тюрьму строгого режима. На этот раз мне даже не понадобилось заманивать Марли. Я просто открыл дверцу, свистнул, и он сам забежал туда, стуча хвостом по металлическим прутьям.

– Будь хорошим мальчиком, Марли, – сказал я.

Когда мы посадили сыновей в минивэн, чтобы отправиться пообедать, Дженни сказала:

– Знаешь что?

– Что? – спросил я.

– Впервые за все время, что мы оставляем Марли одного, у меня не ноет под ложечкой, – призналась она. – До сегодняшнего дня я не осознавала, насколько это раздражает.

– Понимаю, – сказал я. – Обычно мы всегда гадали, что же Марли разрушит на сей раз.

– Да или во что нам обойдется этот короткий вечер, проведенный в кино.

– Это как русская рулетка.

– Думаю, клетка – наша самая полезная покупка, – добавила она.

– Нам следовало ее купить гораздо раньше, – согласился я. – Душевное спокойствие превыше всего.

Мы прекрасно пообедали, а потом задержались, чтобы полюбоваться закатом на пляже. Мальчики плескались в волнах, бегали за чайками, бросали горсти песка в воду. У Дженни был непривычно умиротворенный вид.

То обстоятельство, что Марли сидит в безопасности в карцере, то есть там, где он не может нанести увечье ни себе, ни причинить урон чему-либо другому, действовало на нас подобно целительному бальзаму.

– Какой чудесный пикник мы устроили! – улыбнулась Дженни, когда мы подъезжали к дому.

Я собрался согласиться с ней, но вдруг боковым зрением заметил что-то странное. Повернув голову, взглянул в окно возле входной двери. Жалюзи закрыты – как всегда, когда мы уходили куда-нибудь. Но чуть выше подоконника пластины жалюзи были подняты, и сквозь них что-то просвечивало.

Что-то черное. И мокрое. Прижатое к стеклу.

– Какого… – начал я. – Как он мог… Марли?

Стоило открыть дверь, навстречу мне, разумеется, бросился наш пес. Он вился ужом в прихожей, невероятно счастливый, что хозяева снова вернулись домой. Мы прочесали весь дом, проверяя каждую комнату, каждый шкаф на предмет следов типичного поведения Марли, который был предоставлен сам себе. Дом находился в порядке, имущество не пострадало. Мы зашли в подсобку. Дверь клетки была распахнута, словно тайный сообщник Марли прокрался в дом и выпустил заключенного. Я присел на корточки, чтобы осмотреть замки. Засовы были отодвинуты, и с них стекала собачья слюна.

– Это сделано изнутри, – пришел я к выводу. – Каким-то образом наш Гудини [19] «пролизал» себе путь из Большого Домика.

– Быть такого не может, – сказала Дженни. Позже она добавила еще одно словцо, и я обрадовался, что дети находятся далеко и не слышат его.

Мы всегда считали, что у Марли мозга не больше, чем у инфузории, но он проявил достаточно сообразительности, чтобы понять, как с помощью своего длинного языка можно аккуратно сдвинуть засов. Он «пролизал» себе путь к свободе и в течение последующих недель доказал, что легко может повторить этот трюк, когда пожелает. Тюрьма строгого режима на деле оказалась просто колонией. Бывали дни, когда мы возвращались и находили его мирно спящим в клетке, в другие он поджидал нас у окна. Марли практически невозможно было заставить что-либо сделать, если он сам этого не хотел.

Мы начали привязывать оба засова к прутьям толстыми электрическими кабелями. На какое-то время это сработало, но однажды, услышав отдаленные раскаты грома, мы примчались домой и обнаружили, что нижний угол дверцы клетки отогнут, будто его вскрыли огромным консервным ножом, а Марли с окровавленными лапами в панике застрял в дырке, наполовину высунувшись из клетки. Я, как мог, выпрямил стальную дверцу, а потом мы начали привязывать уже не только засовы, но и все четыре угла дверцы. А позднее нам пришлось усилить укрепление углов самой клетки, по мере того как Марли прикладывал все больше усилий, чтобы выбраться наружу. За три месяца блестящая стальная клетка, которую мы считали несокрушимой, приобрела такой вид, будто в нее прицельно стрельнули из гаубицы. Прутья были скручены и перевязаны, каркас утратил всякую форму, дверца вообще ни на что не похожа, а стенки выгнулись. Я продолжал укреплять конструкцию доступными мне способами, но она с трудом выдерживала напор Марли. Чувство защищенности, которое новое приобретение давало нам вначале, бесследно пропало. Каждый раз, покидая дом даже на полчаса, мы опасались, что наш заключенный с повадками маньяка начнет снова буйствовать, разрывая диваны, сокрушая стены и выгрызая двери. Прощай, душевный покой!

Марли вписался в пейзаж Бока Ратона не лучше меня. В городе жила (и, уверен, живет до сих пор) огромная свора мелких, тявкающих, изнеженных собачонок – таких питомцев Бокахонтас носили с собой в качестве модного аксессуара. Они были любимыми маленькими игрушками, часто украшенные бантиками, порой от них пахло парфюмом, а у отдельных особей даже был маникюр. Их можно было увидеть там, где меньше всего ожидаешь встретить. Одна высовывается из дизайнерской дамской сумочки, пока ее хозяйка покупает бублики, другая дремлет на хозяйских полотенцах на пляже, а третья бежит на поводке со стразами следом за хозяйкой в дорогой антикварный магазин. Но обычно собачек можно было наблюдать в «Лексусах», «Мерседесах» и «Ягуарах», колесивших по городу, где они, как истинные аристократки, нежились на коленях своих хозяек, сидевших за рулем. По сравнению с Марли эти собачонки, конечно, казались крошечными. Мелкие интриганки с утонченным вкусом. Марли был огромным, неуклюжим любителем обнюхивать чужие гениталии. Он искал приглашения стать членом их сообщества, но они от него отворачивались.