Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты - Стефани Лэнд Страница 5

Сколько себя помню, я всегда хотела стать писательницей. С детства я писала истории и с головой уходила в книги, считая их лучшими друзьями. Моими любимыми днями были те, когда шел дождь, и я начинала новую книгу утром в кофейне, а заканчивала ее поздно вечером в баре. В наше первое с Джейми лето, когда мне было уже за двадцать, я получила из Университета Монтаны в Миссуле программу курса «писательское мастерство». Я уже представляла себе свои будущие фото: как я гуляю где-то на просторах Монтаны, – а сверху цитата из Стейнбека, из «Путешествия с Чарли», нацарапанная на глянцевой фотобумаге: «…но Монтана – это любовь», как он коротко написал. Именно эти слова так манили меня в «край широкого неба», в Монтану, в поисках нового дома и нового этапа в жизни.

Я познакомилась с Джейми по дороге домой из бара, куда мы с коллегами любили заглянуть после смены. Было около полуночи, в траве громко распевали цикады. Я обвязала толстовку с капюшоном вокруг талии, чтобы не слишком вспотеть, пока танцую. Теперь я натянула ее, предвкушая долгое неспешное возвращение домой на велосипеде. Мои рабочие брюки спереди были забрызганы эспрессо – я работала в кафе; во рту еще ощущалось послевкусие от виски.

Наслаждаясь живительной прохладой, я услышала приглушенный звук гитары откуда-то со скамьи из парка и неповторимый голос Джона Прайна. Я стояла, пытаясь разобрать песню, и тут увидела парня, который сидел с МР3-плеером и переносной колонкой на коленях. В красном легком пальто и коричневой шляпе он сидел, наклонившись вперед, и тихонько кивал головой в такт музыке.

Недолго думая, я опустилась на скамейку рядом с ним. Виски все еще будоражило мне кровь.

– Привет, – поздоровалась я.

– Привет, – отозвался он, улыбнувшись.

Мы посидели еще немного, слушая его любимые песни и вдыхая свежий ночной воздух, на набережной Порт-Таунсенда. Викторианские домики из красного кирпича возвышались над морем, вода плескалась о причал.

Поднявшись и собираясь уходить, я, счастливая от знакомства с новым парнем, нацарапала свой телефонный номер на листке из блокнота и протянула ему.

– Хочешь, сходим куда-нибудь вместе? – предложила я. Он поднял на меня глаза, потом бросил взгляд в сторону «Сирен», откуда вывалилась шумная компания. Взял листок, снова посмотрел на меня и, наконец, кивнул.

На следующий вечер, когда я ехала назад в город, мой телефон зазвонил.

– Куда собираешься? – поинтересовался он.

– В центр, – я завозилась на водительском месте, пытаясь переключить передачу, при этом держась за руль и не выпуская из руки телефон.

– Тогда подхвати меня возле «Пенни Сейвер», – сказал он и отключился.

Примерно пять минут спустя я въехала на парковку. Джейми стоял, прислонившись к видавшему виды «Фольксвагену Жук», в той же одежде, что и прошлым вечером, и дожидался меня. Он улыбнулся – с прохладцей, – и я заметила, что у него кривые зубы, чего не было видно вчера в темноте.

– Давай купим пива, – предложил он, щелчком отбросив в сторону тлеющий окурок.

Он купил нам две бутылки «Сэмюэл Смита», а потом мы залезли в его «Фольксваген» и поехали на утес любоваться закатом. Пока мы болтали, я листала Книжное обозрение Нью-Йорк Таймс, которое обнаружила на пассажирском сиденье. Он рассказал мне, что планирует большое путешествие на велосипеде – вдоль тихоокеанского побережья, по шоссе 101, до самого Сан-Франциско.

– Я уже собираюсь увольняться с работы, – сказал он, глядя мне в лицо. Его глаза были карими, еще темней, чем мои.

– А где ты работаешь? – спросила я, внезапно осознав, что ничего о нем не знаю, кроме, разве что, музыкальных предпочтений.

– В «Фонтане». Такое кафе.

Он затянулся своей сигаретой.

– Раньше был су-шефом. А теперь занимаюсь десертами.

Джейми выдохнул, и облачко дыма унеслось прочь от утеса.

– Делаешь тирамису? – спросила я, прервав свои неумелые попытки свернуть самокрутку.

Он кивнул, и тут я поняла, что непременно лягу с ним в постель. Тирамису – это же так здорово!

На той же неделе Джейми пригласил меня в свой трейлер в первый раз. Я стояла в крошечной комнате, разглядывая деревянные панели, оранжевое кресло-мешок и полки, забитые книгами.

Увидев, как я озираюсь, Джейми извинился за свое жилище: в трейлере он временно, чтобы накопить денег на велосипедное путешествие. Но я уже заметила Буковски и Жан-Поля Сартра среди книг у него над столом, и убожество трейлера перестало иметь для меня значение. Я повернулась, чтобы его поцеловать.

Он медленно уложил меня на кровать. Мы целовались несколько часов; казалось, что весь мир перестал для нас существовать. Джейми меня покорил.

Мы знали, что в дальнейшем наши пути разойдутся: я собиралась в Миссулу, а он в Портленд, штат Орегон. Когда он предложил мне переехать к нему в трейлер, чтобы подкопить денег, я тут же согласилась. Мы жили в норе площадью двадцать квадратных футов, зато стоила она всего 150 долларов в месяц. Наши отношения должны были неизбежно закончиться, но каждый из нас старался помочь другому достичь его цели – выбраться из этого города.

Работать в Порт-Таунсенде можно было, по сути, только в сфере обслуживания – ублажая туристов и прочую обеспеченную публику, съезжавшуюся к нам в теплое время года. На причалах не оставалось свободного места, лодки бегали по волнам между континентом и полуостровом, реликтовыми лесами и горячими источниками на побережье. Отели в викторианском стиле, магазины и кафе на набережной приносили городу деньги и обеспечивали работой большинство его жителей. Тем не менее золото не текло к нам рекой. Помимо попытки начать собственный бизнес, других перспектив на будущее у обычного работника не было.

Давние жители города в большинстве своем это будущее уже обеспечили. В конце шестидесятых – начале семидесятых годов большая компания хиппи переселилась в Порт-Таунсенд, тогда являвшийся практически городом-призраком. Строили его с расчетом превратить в один из крупнейших морских портов на Западном побережье, но из-за недостаточного финансирования в период депрессии строительство заглохло, а железнодорожные пути пошли в Сиэтл и Такому. Хиппи, к числу которых относились теперь и мой работодатель, и мои самые верные клиенты, купили викторианские особняки, простоявшие запертыми почти сотню лет. Они долго их восстанавливали, стараясь сохранить исторический облик города, облагораживали его, открывали пекарни, кафе, пивоварни, бары, рестораны, магазины и отели. Порт-Таунсенд прославился своими причалами для деревянных лодок, со временем в нем открылась даже школа по их строительству, и был учрежден ежегодный фестиваль. Теперь люди, некогда вдохнувшие в город новую жизнь, заметно успокоились, сбавили темп и превратились в местную буржуазию. Все мы, молодежь, работали на них, обслуживали их тем или иным способом, а сами жили в крошечных домиках, хижинах или студиях. Нам нравился местный климат – во многом определяемый дождевыми лесами Олимпии, – и возможность жить в богемной обстановке, будучи при этом на расстоянии короткой поездки на пароме от Сиэтла. Нравились спокойные воды океана в бухте, нравилась наша работа и оживленная атмосфера ресторанных кухонь.