Этика - Бенедикт Спиноза Страница 5

Познание есть познание следствий из их необходимых причин. А если мировое устройство вечно, неизменно и необходимо, если за действующей божественной причиной строго следует неразрывный порядок всех прочих причин и следствий, значит, такое устройство принципиально познаваемо, более того, тем самым уже определяется единственно верный порядок такого познания: геометрический порядок, в котором череда рассуждений движется по строгой цепочке дедуктивных выводов [17]. Итак, Бог – это имманентная причина мироздания, порядок этого мироздания тем самым строго определен и познаваем, как определен и метод его познания: more geometrico.

Дальнейшее – дело техники, изящной процессии дефиниций и аксиом, теорем и демонстраций, короллариев, схолий и лемм. Последовательность эта необходима и неразрывна, ведь познание как таковое есть строгий переход от причин к следствиям. Выдержанное в таком духе, познание полностью отвечает строгости и последовательности действительного порядка вещей.

Обратимся здесь к ясным формулировкам Куно Фишера: «В математической системе всё следует. Всякое положение необходимо, ибо оно основано на предшествующем; в конечном счете всё содержится в первом основном положении и всё ограничивается тем, что мы поняли последовательность положений, что путем последовательных умозаключений мы уяснили себе ряд истин. Каждое из умозаключений носит характер строгой и неоспоримой необходимости: ни одно не может быть иным, нежели оно есть. Эта необходимость не зависит от течения времени, в котором мы движемся от одного вывода к другому. Сами истины, которые мы усваиваем, находятся, таким образом, вне времени: они не возникают и не исчезают, они суть; их порядок не имеет характера последовательности во времени»; и далее: «Вселенная следует, т. е. она необходима так же, как математическая истина; она следует из первичного существа, как математическая истина следует из аксиомы; это необходимое следствие есть вместе с тем вечное следствие. Мир не возникает, он есть, как и математическая истина не возникает (с течением времени) из аксиомы, а вечно есть и содержится в ней. Следовательно, Вселенная должна мыслиться как необходимый и вечный порядок вещей» [18].

Приведем в дополнение к сказанному несколько узловых пунктов, через которые движется вооруженное геометрическим методом размышление философа. Мы, вслед за мыслью Спинозы, избавились от (квази-)субстанциального противопоставления мышления и протяженности. Однако это не значит, что мышление и протяженность вообще не противопоставляются. Напротив, противопоставление это не устраняется как таковое, но только меняет – пускай принципиально – свой характер: теперь это не противопоставление субстанций, но противопоставление атрибутов одной и той же единой субстанции. При этом число атрибутов бесконечной субстанции также должно быть бесконечным, хотя мы – ограниченные существа – и можем говорить только о двух из них. Как атрибуты они совершенно различны, но как атрибуты единой субстанции тождественны: «Оба атрибута действуют совершенно независимо друг от друга, между ними нет никакого рода причинной связи или взаимодействия; поэтому в духовном мире всё объясняется из одного мышления, в телесном мире – из одной протяженности» [19], «Однако мышление и протяженность, хотя и действуют совершенно независимо друг от друга, всё же от века тождественны, ибо они суть атрибуты одной и той же субстанции» [20], «Например, круг существует в мышлении как идея, а в протяженности – как фигура» [21]. Сконструированный подобным образом концепт атрибута в системе Спинозы играет заметно отличную роль, чем в системе Декарта.

Далее, от атрибута мы переходим к концепту модуса, или состояния. Модусы бесконечных и необходимых атрибутов суть конечные и случайные их, атрибутов, состояния, положения дел: отдельные идеи как модусы атрибута мышления, отдельные тела как модусы атрибута протяженности. На этом уровне мы, как видно, делаем шаг от абстракций к конкретике и приступаем к описанию мира таким, каким он открыт нам в телах и в идеях.

Дальше по этой дороге нам следовать не обязательно. Главное – помнить, что сам этот шаг, как и понятие модуса, как и понятие атрибута, в пределе зависит от главного, исходного и вместе с тем конечного концепта Спинозы: Deus sive natura sive substantia, то есть Бог, он же природа, он же субстанция, который и составляет всеединую полноту всех вещей, как познаваемых нами, так и совсем для нас недоступных.

* * *

Нам осталось в контексте этого вступительного слова рассмотреть лишь один вопрос, зато какой: а при чем здесь, собственно, этика?.. Казалось бы, непростые онтологические и эпистемологические ходы, которые мы вкратце обозначили выше, имеют не самое очевидное отношение к проблематике правильного, благого поведения. А между тем именно этический (или, как еще говорят, практический) план системы Спинозы возымел нешуточную популярность среди ведущих мыслителей XX века, среди которых Лакан, из семинара которого мы взяли красноречивый эпиграф, или Делёз, к которому мы обратились в самом начале нашего повествования… В чем же дело?

В одной из ранних своих работ – «Трактате об усовершенствовании ума» – Спиноза, во многом копируя картезианский стиль повествования, пошагово излагает мотивы, которые могут направить его – предполагается, что и нас вместе с ним, – на познание мира. Мотивы эти просты и обыденны: поиск блаженства. В самом деле, что может быть проще, а вместе с тем очевиднее? Познание познанием, но благой жизни по-своему ищет каждый. Вопрос только в том, как он ее ищет, к чему в этом поиске обращается и к чему в конечном итоге приходит.

Ясно, что в человеческой жизни всякое благо как правило оборачивается злом и страданием. Вкусно поесть – это благо, однако оно очень скоро сменяется голодом, то есть страданием. Благо – поспать, но страдание – сонливая усталость. И так далее, от сексуальности до карьерных амбиций. Что же выходит, истинного – устойчивого, постоянного, верного и стабильного – блага не существует? Или мы просто не там ищем? Всякое благо, сменяющееся страданием, вызвано нашей любовью, однако любовью именно к преходящим вещам. А значит, логично предположить, что истинным благом окажется другая любовь – любовь к вещам неизменным и вечным. И более того, не к вещам, а к самому совершенному существу, то есть к Богу. Но чтобы любить Бога, а не бренные вещи, нужно его от этих вещей отличать. Раз так, нужно познать, что есть Бог. Итак, от поиска истинного блага мы добрались до необходимости божественного познания, которое, как мы уже знаем, означает для Спинозы познание порядка природы как такового.