По ту сторону славы. Как говорить о личном публично - Вячеслав Манучаров Страница 5

Когда человек прощает, он обретает ресурс – теперь он может опираться на свое прошлое, а не бежать от него. Мы живем потому, что у нас были родители, бабушки-дедушки. Корни наших родов уходят в глубокое прошлое. Чтобы прочно стоять на ногах, человек должен ощущать под ними почву, и эта почва – в том числе род, предки.

Я каждый раз радуюсь, когда у героя счастливая история рода – и счастливая не потому, что предкам всю жизнь везло и они выигрывали квартиры в «Спортлото», а потому, что была семья и поддержка, гордость и уважение.

Мой папа с Украины. У него мама, она прямо чистая украинка. А мамина мама – она сама родом из Еврейской автономной области. Но там тоже есть кто-то с Украины. Наверное, я все-таки оттуда. Такой микс «русская с украинскими корнями», который выражается в характере.

Украинки такие темпераментные. Я их могу, наверное, сравнить с итальянками. Они такие громкие, широкие, звонкие. Они удивительные. Мне кажется, что как раз такая моя сценическая натура – это все-таки дань той национальности.

Я очень горжусь своими корнями.

У меня бабушка, папина мама, в войну была на фронте – то медсестрой, то еще кем-то, то на полях. Ее три раза в плен брали фашисты. Она три раза сбегала. Два раза она сбегала с поезда, она срывала полы и выбрасывалась, а один раз ее доставили в лагерь, она влюбила в себя полицая, и он ее отпустил.

А еще она была на приеме у Хрущева, сама. Она была матерью-одиночкой с тремя детьми. Тогда у нее остро стоял какой-то вопрос с квартирой, ей все отвечали «завтра, завтра, завтра». Ей надоело ждать. она собралась на поезд, приехала в Москву и пошла на прием к Хрущеву. Рассказала, кто она, что прошла войну; рассказала, как сбегала от всех, как на полях работала.

Когда она приехала в Сваляву (они же жили в Сваляве тогда), ее у вагона поезда встречал мэр города:

– Мария, ну что же вы? Ну что же вы, зачем же вы так?

Она:

– А сколько я могла ждать?

Мария Кравченко в программе «Эмпатия Манучи»

Иногда модель семьи бывает такая, что представить себя живущим в ней сложно. Но люди живут и вроде как даже счастливы. В какой-то момент мне показалось, что я разгадал семью, определил категории хорошего и плохого, считал это константой и даже пытался спорить на тему «настоящей семьи». А потом понял, что главное в семейной жизни – честное общение и доверие, взаимная удовлетворенность, потому что если одного все устраивает, а второго нет, то под мое определение семьи это не подходит. Отношения – безусловно, но никак не семья.

Бывает и такое, что обоих все устраивает, но общество при взгляде на вас почему-то крутит пальцем у виска. Не стоит обращать внимание на мнение окружающих, если вы счастливы и не мешаете другим.

Я часто говорю с героями об изменах в отношениях: одни считают, что это конец света, а другие – отличный способ проявить любовь к мужу/жене. Правы и те, и другие, если это отношения, которые обе стороны выбирают осознанно.

Наташа Королева как-то сказала, что «хороший левак укреп-ляет брак», хотя потом призналась, что лично она предпочла бы не знать, что ей изменяют, потому что знать такое – неприятно. Роза Сябитова, помнится, говорила, что мужики так устроены, ну не могут они не изменять, они полигамны, и ждать от них того, что они будут тебе верны, – это глупо.

Но здесь героини говорят об измене, как об обмане, о котором, несмотря на все свое философское отношение, лучше не знать – становится больно. Есть и другое мнение, и принадлежит оно Ирине Хакамаде:

«У нас с мужем открытый брак, мы ведем свободную интимную жизнь. У каждого есть право на секс на стороне. Мы называем свои отношения свободными».

Она считает, что невозможно держать рядом с собой мужчину. И про себя говорит, что ей тоже нравятся какие-то другие люди, с которыми она хочет проводить время. Это не обязательно секс. Это могут быть романтические отношения с другими мужчинами. Так она периодически подзаряжается, находит какую-то подпитку на стороне. И оба они к этому нормально относятся.

Как-то она рассказала такую историю. Однажды ей позвонил друг и сказал:

– Моя дочь вышла замуж, забеременела, и как только она родила ребенка, буквально через месяц молодой муж ей изменил. Она об этом узнала и выгнала его из дома. В итоге осталась одна с ребенком на руках.

– Что делать? – спрашивает он Хакамаду.

Ирина и ответила:

– Если она будет так видеть отношения мужчины и женщины, она будет всю жизнь одна. Всегда мужики от нее будут уходить или она их будет бросать.

Эта позиция, как и любая другая, дискуссионная, неоднозначная, но имеет право на жизнь. Я искренне восхищаюсь теми, кто не боится ее озвучивать, даже знаю, что сейчас за такое могут полететь копья. Ирина – не боится, она готова. Потрясающе смелая женщина.

Но есть герои, которые наотрез отказываются говорить о семье – и о родительской, и о своей, взрослой. Нет и все. Я с уважением отношусь к их праву не раскрывать те аспекты жизни, которые они хотят оставить для себя. И хотя иногда это кажется мне неправильным, я понимаю, почему многие молчат.

Счастье любит тишину.

Если никто не знает, то не будет зависти или осуждения, лишних разговоров и никому не нужных оценок этих отношений, обсуждений партнеров и партнерш. К тому же, чем громче кричишь об успехе и счастье, тем с большим удовольствием общество будет смаковать подробности, если что-то не дай Бог случится.

Помните, как Лолита Милявская сообщала всем, что она безумно счастлива со своим новым молодым мужем, с Димой? Этому было посвящено огромное количество телевизионных программ, она везде ходила с ним, говорила, что это «мой последний муж, я его очень люблю» и прочее. И чем громче она об этом кричала, тем громче потом обсуждали ее развод.

Любовь – самый сильный наркотик, который только можно себе представить. И она же – лучший мотиватор, который заставляет тебя без устали сворачивать горы.

А вот диаметрально противоположная история.

С детства я была очень скрытным ребенком, у меня было много комплексов, с которыми я боролась. Например, один из таких серьезных – я очень боялась встречаться с незнакомыми мне людьми. Я общалась с мамой, с папой – и все. И я не знаю, откуда это во мне.

Я жила в Амурской области. У нас был очень большой дом: Амурская, 3. Я помню дом. Мне не разрешали далеко уходить из двора. А я уходила. У меня тряслись, подкашивались коленочки. Я подходила к незнакомым людям, и спрашивала у них который час, как пройти, где находится подъезд. Таким образом я перебарывала свои страхи.