Из царства пернатых. Популярные очерки из мира русских птиц - Дмитрий Кайгородов Страница 5

Дятел проводит большую часть своей жизни в лазании по деревьям; он лазает гораздо больше, чем летает. На землю же большинство наших дятлов спускаются весьма редко и двигаются по ней очень неуклюже. Спускаться по дереву вниз головой (как это, например, делает поползень, о котором у нас речь будет впереди) дятел не может.

Главным орудием для лазания служат дятлу его лапки, два пальца которых обращены вперед, а два назад и снабжены большими, сильно изогнутыми и очень острыми когтями. Но, кроме того, весьма важным подспорьем для искусного лазания является еще и хвост дятла, состоящий из очень крепких, пружинистых перьев. Прицепившись острыми когтями своих лапок к коре древесного ствола, дятел тотчас же прижимает к дереву свой пружинистый хвост, который таким образом служит ему опорой и вместе с тем как бы пружиной, помогающей ему отталкиваться при движении вверх по стволу. В первый раз, когда вам попадется в руки какой-нибудь дятел, обратите внимание на его интересный хвост. При этом вы непременно увидите, что нижняя сторона хвоста сильно потерта; нередко на ней можно найти даже прилипшие к перьям кусочки смолы, если, например, дятел был убит или пойман в сосновом или в хвойном лесу.

Дятел – самая лесная из всех лесных птиц. Что для рыбы вода, для ласточки воздух, в котором она кружится целый день, то для дятла – лес.

– сказал бы дятел, если бы мог вообще говорить, да к тому же еще и стихами…

Без леса и деревьев дятел совсем немыслим. В стволе лесного дерева находится его колыбель, туда же он возвращается и на ночной покой. Не умея еще летать, дятел-птенец уже ловко карабкается по древесному стволу. В лесу – все радости и печали дятла, его любовь и его враги; вне леса – он чужестранец…

Если нужда в поиске дневного пропитания заставляет дятла перелетать из одного леса в другой, то он, по возможности, старается при этом держаться вблизи отдельно стоящих деревьев, древесных групп или аллей. Если же такого «моста» не оказывается, то дятел, скрепя сердце, пускается в путь через ненавистное ему открытое поле по кратчайшему направлению и летит с очевидной поспешностью по прямой линии, никогда не сворачивая ни вправо, ни влево. Достигнув ближайшей лесной «гавани», он тотчас же посылает оттуда свой громкий, ликующий крик по случаю благополучного окончания столь смелого предприятия.

Хотя, правда, среди наших дятлов есть некоторые виды (например, зеленые дятлы), которые ведут несколько иной образ жизни и весьма нередко встречаются на открытых полянах и лесных опушках, тем не менее каждый дятел, к какому бы он виду ни принадлежал, все-таки всегда остается истинно лесной птицей, и притом птицей, составляющей украшение наших лесов.

Все наши дятлы – очень красивые птицы. Яркие краски, резкий рисунок, внезапные переходы от черного цвета к чисто-белому, от ярко-красного к зеленому характерно отличают дятлов от прочих наших птиц, имеющих большей частью постепенные переходы от одного цвета к другому и менее яркие цвета. Как бы в соответствии с такой резкостью в окраске находится и характер дятлов. Их порывистое лазание, часто прерываемые долбление и барабаненье, их очень громкое, внезапное резкое вскрикивание, быстрое и так же внезапное перемещение с вершины одного дерева к основанию другого, даже сам полет этих птиц, совершаемый большими глубокими дугами, причем птица то поднимается дугою кверху, порывисто взмахивая крыльями, то вдруг, прижав неподвижно к туловищу крылья, как бы низвергается вниз, – все это носит характер резкого, внезапного, неожиданного. Чрезвычайно удачно сравнивают дятла с человеком, который, внезапно ворвавшись в комнату, начал бы быстро бегать по ней то туда, то сюда, стуча палкой по каждому попавшему под руку предмету, время от времени резко вскрикивая или отрывисто хохоча, затем вдруг останавливался бы на несколько мгновений неподвижно как вкопанный и неожиданно бросался бы в другую комнату, с тем чтобы начать там проделывать то же самое. Костюм для такого господина был бы самый подходящий – пестрый арлекинский: из черных, красных и белых лоскутьев – соответственно окраске пестрого дятла.

Кому случалось бывать в лесу, тот, конечно, не раз слышал, как дятел долбит своим клювом деревья; в большинстве случаев это значит, что господин дятел завтракает или обедает, а может быть, и ужинает – смотря, конечно, по времени дня. Своим острым и крепким клювом он выдалбливает из-под коры либо из гнилого или даже из здорового дерева разных насекомых и их личинок, сверлящих и точащих лесные деревья и составляющих любимую и обыкновенную пищу дятла.

Услышав в лесу долбление дятла и желая поближе полюбоваться на самого долбильных дел мастера, возьмите первый попавшийся вам под руку сухой сучок и начните ударять им по коре какого-нибудь древесного ствола (но только никак не того, на котором сидит сам дятел, так как вы этим можете его спугнуть), стараясь подражать его долблению. Услышав недалеко от себя присутствие другого дятла (за какового он не замедлит вас признать, если только вы мало-мальски удачно ему подражали), крепконосый долбун сначала притихнет, прислушиваясь, крикнет иногда при этом раз-другой и затем подлетит, что называется, к самому вашему носу и начнет высматривать по сторонам, стараясь отыскать глазами своего предполагаемого собрата. Такую штуку можно проделывать с ним иногда несколько раз кряду. Мне удалось однажды манить таким образом одного дятла почти на полверсты расстояния – из большого парка к себе в сад на дачу, причем значительную часть пути пришлось сделать по липовой аллее. Только здесь, в саду, после того как я начал громко стыдить недогадливого долбуна, он, вероятно, понял, что сделался жертвой обмана, и поспешил ретироваться обратно в парк.

Следует ли объяснить такое легкое подманивание дятла его любопытством или же присущей ему необщительностью, вследствие которой он не может терпеть близ себя птицы одной с ним породы, а потому желает непременно отыскать ее и прогнать, – сказать трудно.

Пищу дятла кроме насекомых составляют также семена некоторых лесных деревьев, преимущественно сосны и ели. Сорвав с ветки шишку, дятел защемляет ее в развилину двух сучков, в расщелину коры или в нарочно для этого выдолбленное в дереве углубление и затем обрабатывает ее своим крепким клювом, вытаскивая острым кончиком языка семена из-под выдолбленных чешуек. Иногда в сосновом лесу попадаются под некоторыми деревьями целые кучи раздолбленных сосновых шишек – это все работа дятла (преимущественно большого пестрого), который, срывая шишки с разных деревьев, сносит их обыкновенно на одно и то же дерево, на котором их опоражняет и затем сбрасывает на землю.

Почти все дятлы (зеленые в особенности) также большие охотники до муравьев и муравьиных яиц. Муравьев они поедают следующим образом: растревожив муравьиную кучу, дятел всовывает в нее свой длинный липкий язык и, когда ожесточенные муравьи облепят его, быстро втягивает снова в рот и таким образом проглатывает в один прием изрядное количество этих насекомых.

Есть еще у дятла странная, до сих пор не объясненная, привычка – выдалбливать на коре деревьев углубления (на каждое углубление по одному удару), располагая их правильными кольцами вокруг ствола (так называемое кольцевание). Кольцевание это сплошь да рядом производится дятлом на совершенно здоровых деревьях, в которых не находится никаких насекомых, а потому оно является как бы бесцельным. Особенно часто случается видеть такие кольца или части их (кольцо не всегда бывает закончено) на березе, на белой коре которой они легче бросаются в глаза, чем на темной коре других деревьев. Осматривая приносимые зимой в комнату для топки печей березовые дрова, вы не раз найдете на их коре эту работу дятла.