В долинах Рингваака [= Рыжий Лис ] - Чарлз Робертс Страница 6

Но подобные происшествия лесные звери так или иначе довольно скоро забывают. Хотя жестокий урок оставляет в сознании свой след, вся острота пережитого ужаса исчезает из памяти. Широкий зеленый мир, раскинувшийся вокруг жилища лисят, вновь казался им ласковым и надежным, и вновь они чувствовали себя счастливыми. Лишь во всех их повадках еще больше стали проглядывать расчетливая хитрость и опаска, которые диктовал инстинкт и опыт — лисята проявляли их как в игре, так и в работе.

А работа вторгалась теперь в жизнь трех лисят все настойчивее, и малыши вкладывали в нее такой же пыл, с каким они предавались играм. Мать начала выводить их на охоту, выбирая для этого то вечерние сумерки, то лунную ночь. Лисята учились залегать около мерцавшей в темноте тропинки, выжидая, пока не появится заяц, а потом, не допуская промаха, прыгать на него. Они учились подкрадываться к сидящей на гнезде куропатке и хватать ее — тут надо было проявить величайшую осторожность и бдительность истинного охотника. Они учились разыскивать в траве дорожки, по которым бегали полевые мыши, — слушая писк и слабый шорох, надо было обнаружить и самую добычу. И они учились ценить по достоинству сладкие лесные плоды и ягоды, уже созревавшие в долинах и на склонах холмов. Лисята становились теперь подростками, их рыжие шубки, утратив младенческий пух, почти не отличались уже от меха матери. Они выказывали явное стремление к независимости, и это заставляло лисицу быть всегда на страже: в любую минуту дети по оплошности могли попасть в беду.

Вместе с чувством независимости в лисятах заговорила самоуверенность и пренебрежение к дисциплине, вполне естественные как у людей, так и у лисиц, когда они начинают ощущать свою силу. Однако Рыжий Лис, превосходивший своих братьев как ростом и умом, так и яркостью своей новенькой шубы, отнюдь не пренебрегал дисциплиной. В том-то отчасти и проявлялся его ум, что он ясно понимал, насколько знания матери глубже и шире его собственных знаний. Если мать предупреждала об опасности или призывала к осторожности и бдительности, он был весь внимание и старался как можно быстрее осознать, что от него требуется, хотя два других лисенка нередко упрямились или рассеянно глазели по сторонам. Но в общем лисята жили дружно и были довольны жизнью; вопреки всем обрушившимся на них несчастьям, они умели найти в этом мире, обогретом ласковым летним солнышком, много радостного и веселого.

Наступило критическое время, когда лисятам захотелось бродить и охотиться самостоятельно. И в ту же пору несколько тяжелых ударов свалилось на Рыжего Лиса, хотя раньше, учась в школе Природы, он благодаря своей находчивости серьезным наказаниям никогда не подвергался. Инстинкт не мог научить лисенка всему на свете. Его мать была слишком занята другими детьми, которые нуждались в ее помощи гораздо больше, чем их сообразительный брат. В результате Рыжий Лис должен был получить два-три горьких урока от такого строгого учителя, как простой житейский опыт.

Первый урок касался шмелей. Однажды, охотясь за мышью в травянистой ложбине на полпути к холмам, Рыжий Лис учуял запах какого-то лакомства, столь соблазнительного, что мышь не могла с ним идти ни в малейшее сравнение. Пахло чем-то теплым и сладким, пахло с восхитительной остротой; инстинкт нашептывал лисенку, что источник такого запаха не может не быть прекрасным и на вкус. Инстинкт только не подсказывал ему, что столь дивные вещи дорого достаются, однако нельзя же требовать от инстинкта слишком многого!

Забыв всякие помыслы о мыши, юный лис принялся жадно обнюхивать землю; от предвкушения удовольствия рот у него был полон слюны. Лис, не жалея лап, исколесил всю ложбину, но вот, наконец, сладкий запах густой горячей струей забил прямо у него под носом. Большой черно-желтый шмель басовито прогудел у лиса над головою, но тот, как зачарованный, словно бы и не слышал его. Высунув язык, он изо всех сил разгребал лапами землю, не обращая внимания на то, что из-под земли доносилось сердитое жужжание.

Слой, укрывавший шмелиные соты, был очень тонок. Через какое-то мгновение лапы лисенка уже коснулись драгоценного клада. Он быстро сунул свою алчную пасть в липкую массу шмелей и меда. Теперь-то Лис узнал, какая сладость скрывалась за околдовавшим его запахом! И вдруг он почувствовал острую боль в носу, будто туда всадили раскаленные колючки. Он отскочил назад, визжа от обиды и изумления, а шмели безжалостно жалили его, роем кружась около глаз и ушей. Не взвидя света, лисенок опрометью бросился бежать и нырнул в заросли можжевельника. Это было лучшее, что он мог сделать, ибо тугие можжевеловые ветки сбивали впившихся шмелей, а преследователи, еще не успевшие в него вцепиться, боялись повредить в кустарнике свои нежные крылышки. Минуту-другую они рассерженно гудели и жужжали вокруг убежища лиса, затем полетели восвояси — чинить и восстанавливать разрушенное гнездо.

А укрывшийся в кустах лис, которого жгла и палила боль, катался по прохладной земле и скреб ее, стараясь поглубже зарыться мордой. Чувствуя, что это не помогает, он с несчастным видом поплелся к ручью и погрузил всю свою голову по самые уши в холодный целительный ил. Более эффективного средства при таком недуге нельзя было найти: скоро лисенку стало легче, и он вспомнил, что пора идти домой. Родичи взглянули на его обезображенную, распухшую физиономию весьма неодобрительно, и он почувствовал себя отверженным.

Почти двое суток Рыжий Лис хандрил, сидя в норе и соблюдая невольный пост. Потом его молодая кровь очистилась от яда, и он вышел из норы с пустым брюхом и в самом скверном настроении. Это-то скверное настроение, а также чувство голода и толкнули его на новый опрометчивый шаг, и он снова был наказан неумолимой Природой.

Время близилось к вечеру, никто из всего семейства еще не вышел на охоту, и Рыжий Лис решил отправиться один и поискать зайца. Аппетит у него разыгрался так, что он мог насытиться только зайцем, а не какой-нибудь мелочью вроде мыши. Рыжий Лис, крадучись, стал пробираться по кустарнику и был уже на сотню ярдов от норы, когда увидел незнакомое черно-белое, полосатое животное, вперевалку бредущее по коровьей тропе. Зверь совсем не казался страшным, но у него был столь независимый, самоуверенный вид, что в другое время и при другом состоянии духа сметливый лис непременно остановился бы и подумал об этом. Но сейчас ему было не до того, чтобы задумываться. Он припал к земле, дрожа от нетерпения, и выжидал удобного мгновения для прыжка. Не промедлив ни одной лишней секунды, он рванулся из своего укрытия и прыгнул на неуклюжего незнакомца.

Рыжий Лис, как мы уже видели, был необычайно быстр и стремителен. На этот раз он прыгнул с таким редким проворством, что незнакомец почти не успел сообразить, что происходит. Лис уже схватил было зверя за полосатый загривок. Но буквально в тот же миг произошло нечто ошеломляющее. Зверь вихрем понесся от него, словно собираясь взлететь на воздух. Его длинный изогнутый хвост странным образом дернулся вверх. В глаза, нос и рот лиса с силой ударила какая-то струя, лишившая его слуха и зрения. В глазах у него была такая боль, словно их выжгло огнем. Его душила нестерпимая, отвратительная вонь, забившая все горло. Хрипя и отплевываясь, несчастный лисенок кинулся бежать прочь и стал кататься во мху, — он кашлял, неловко тер лапами глаза и морду, стараясь очиститься от жуткой вонючей слизи. А скунс, даже не удостоив своего ошарашенного противника презрительным взглядом, как прежде, неторопливыми шагами удалялся по тропинке — вид у него был самый независимый и бесстрастный. Рыжий Лис еще долго не мог вздохнуть свободно, спазмы мучительно сдавливали ему горло. Он катался по мху и траве, судорожно скреб себе морду и то и дело вскакивал и менял место, так как всюду воняло скунсом. Потом он вышел к песчаному холмику и, погружая голову в песок, счистил с нее вонючую слизь — дышать ему стало легче, а глаза его начали постепенно видеть. Теперь ему оставалось только робко плестись домой — там его встретили более чем холодно. Мать преградила вход в нору и, рыча, упорно его отгоняла. С болью в сердце лисенок должен был отойти и улечься в логовище под кустом можжевельника, где когда-то спал его доблестный отец. В течение трех черных дней Рыжему Лису никак не давали войти в нору и даже не позволяли приближаться к другим лисятам. Однако самый не предубежденный судья не осмелился бы заявить, что Рыжий Лис распространял приятный запах. А для того, чтобы какая-либо лиса почувствовала отвращение к запаху, надо чтобы этот запах был действительно очень дурен.