Француженки едят с удовольствием. Уроки любви и кулинарии от современной Джулии Чайлд - Анн Ма Страница 62

«Что бы сделала Джулия?» – спросил папа.

«Начала бы все сначала?»

«Она не перфекционистка».

«Использовала бы как есть», – неохотно признала я. Так что мы добавили вялое облако белков в подогретое тесто, перелили его в посыпанную сахаром форму и поставили ее в духовку. Слово souffle переводится с французского как «дыхание». Похоже, что блюдо назвали «суфле» по той причине, что сидишь, затаив дыхание, все двадцать минут, пока оно находится в духовке? Звякнул таймер, и мы кинулись доставать. Золотистая поверхность суфле уже поднялась чуть выше края формы, но объем был неустойчивый, шаткий и ненадежный. Когда мы сняли блюдо с огня, суфле начало стремительно съеживаться, падая, как настроение подростка. «Подавай! – поторопил отец. – Немедленно!»

Мы понеслись с формой в гостиную и разложили суфле по тарелкам. Консистенция была хоть плачь – как пористый пудинг с прилипшим сахаром по краям, а не как воздушное облако, – но апельсиновый аромат был ярким и сладким, почти цветочным, с алкогольным придыханием ликера Гран Марнье. «Мммм!» – воскликнула миссис Чанг, девяностотрехлетняя свекровь подруги мамы Жанет. До сего момента она была весьма разборчива в еде, приготовленной отцом, – когда тебе девяносто три, аппетит, видимо, уже не тот, – но теперь жадно накинулась на десерт.

«Вам нравится? Это Анн приготовила!» – похвастался мной отец. Она улыбнулась, но я не была уверена, что она поняла его слова. С умом у миссис Чанг было все в порядке – остер, как лезвия овощерезки «мандолина», – но дело в том, что она не говорила по-английски, а отец – по-китайски.

Когда ужин был окончен, я встала, чтобы собрать тарелки, и наклонилась рядом с неестественно черной головой миссис Чанг, чтобы забрать большое блюдо из-под десерта. Тут мое запястье ухватила цепкая рука, удивившая меня неожиданно твердой хваткой. Голос сказал что-то по-китайски. «Она хочет, чтобы ты оставила, – сказала мама. – Оставь тарелку».

Я поставила тарелку перед ней, и все за столом наблюдали за тем, как миссис Чанг выскребает мое несовершенное суфле своей ложкой до последнего кусочка. В этот момент в моей голове прозвучал голос Джулии Чайлд: высокие ноты, с оттенком сумасшедшинки, незабываемый голос. Она сказала: «Никогда не извиняйся».

Так Джулия вдохновила меня в первый раз – как осторожный, методичный учитель, разбивающий рецепты на мельчайшие шаги, демонстрируя, что можно приготовить самые сложные блюда, если тщательно выполнять инструкции. А если что-то шло не так – а что-то всегда идет не так, – то она просто махала рукой на ошибку и подавала блюдо в любом случае, не извиняясь и не смущаясь.

Второй раз был несколько лет спустя, во время холодной промозглой зимы – моей первой зимы на Восточном побережье. Я только что окончила колледж в Калифорнии и переехала в Бостон, где нашла работу ассистента в издательстве. Я жила в едва отапливаемой квартире с соседями, которых нашла по объявлению в Boston Globe, зарабатывала $18,500 в год и перебивалась с риса на фасоль. Моим основным развлечением была городская публичная библиотека: здесь-то я и нашла биографию Джулии Чайлд, написанную Ноэлем Райли Фитчем и озаглавленную «Аппетит к жизни» [342].

На суперобложке книги лицо Джулии казалось моложе и угрюмее, чем ее образ на телевидении. Я снова и снова возвращалась к фотографии по мере чтения; меня увлекла история, сейчас уже ставшая притчей во языцех: нескладное девичество в Калифорнии, цепочка неудачных карьерных выборов, работа под грифом секретности в Офисе стратегических служб (предшественник ЦРУ), должность в Китае во время Второй мировой войны, роман с Полом Чайлдом, их назначение в Париж, ее гастрономическое увлечение и успех, пришедший в поздние годы жизни.

История Джулии полюбилась мне тем, что в ней готовность начать все заново сочеталась с решимостью.

Но мне было двадцать три, и я еще не проложила свой курс. Лишь через несколько лет я почувствую резонанс с историей Джулии, когда на своем опыте испытаю силу обстоятельств и их способность побуждать к трансформации или смене направления.

Для Джулии таким обстоятельством был ее муж. После замужества ее жизнь воссияла: вместо секретарской работы и плохой еды – страсть и гастрономические изыски. Муж был любовью всей ее жизни, за ним она последовала во Францию, он вдохновлял ее на кулинарные подвиги. «Моя карьера не состоялась бы без Пола Чайлда», – пишет она в книге «Моя жизнь во Франции».

Перед переездом в Китай моя подруга Эрин, жена одного из коллег Кельвина по международной службе, предупредила меня, что будет несладко. «Приготовься к тому, что попадешь в 1950-е», – сказала она. Я кивнула, хотя понятия не имела о том, что она имеет в виду. Но, оказавшись в Пекине, я в полной мере осознала смысл ее слов. Я осознала его на ориентировочном курсе лекций в посольстве, где на моем бейдже стояла фамилия мужа. Я осознала его на утренних кофейных посиделках, устраиваемых для членов семей дипломатов (почти все были безработными женщинами): несколько часов пустых разговоров, затем ланч и покупки. Я осознавала его каждый раз, когда хозяйка нашей квартиры с кем-нибудь меня знакомила, представляя меня не как «Анн», а как «жену Кельвина-из-дипломатических-кругов». Я осознавала это, когда люди на званых обедах спрашивали меня, чем я занимаюсь, а я могла только бормотать что-то невразумительное по поводу прошлых мест работы.

Хотя мне очень нравилось быть замужем за Кельвином и я наслаждалась нашей уютной, самобытной домашней жизнью, но будние дни тянулись для меня бесконечной и бесцельной чередой. О, у меня было много дел: готовка, уборка, достопримечательности, обеды – но в этих занятиях я теряла себя, потому что вся жизнь в целом определялась работой Кельвина, а не моей. Да, я знаю, что это очень по-американски – связывать свою идентичность и самооценку с карьерой. Но я – американка, я воспитана матерью-иммигранткой, вернувшейся к работе в больнице через несколько недель после моего рождения. Сама мысль о том, что мне придется провести остаток жизни не работая, была подобна ампутации конечности.

Однако мой муж был дипломатом, а это слово буквально означает: частые международные переезды. Любой человек, сопровождающий супруга в международных поездках, знает, что ничто не является бо́льшим препятствием твоей карьере. Некоторое время я морально разлагалась в кафкианском экзистенциализме. Но по крайней мере у меня были товарищи по несчастью. Дипломатию называют второй древнейшей профессией, а это означает, что с шестнадцатого века – а может быть, и раньше – другие посольские жены переживали такие же экзистенциальные кризисы, прозябая в неизвестности, в то время как достижения их мужей попадали в историю. Возможно, именно в этот момент Джулия вдохновила меня в третий раз, не только из-за того, что она увлекалась кулинарией, жила в Китае и была «супругой на буксире», так же как и я, – но потому что я искала подтверждение тому, что профессиональный успех и брак с дипломатом не являются взаимоисключающими явлениями.