Неандерталец. В поисках исчезнувших геномов - Сванте Пэабо Страница 68

Косточка и вправду совсем махонькая, размером как две рисинки. Это кусочек последней фаланги мизинчика (см. рис. 22.2), скорее всего, невзрослой особи. Йоханнес высверлил из него зубным буром 30 мг материала, потом из этого порошка экстрагировал ДНК, а полученный экстракт отдал Цяомэй Фу для синтеза библиотек. Судя по количеству мтДНК, которое они с Цяомэй Фу получили из этой навески, сохранность ДНК в образце была превосходной. Нам следовало встретиться и решить, что делать дальше. Но только через три дня, когда я вернусь в Лейпциг.

Разговор закончился. Но я так и не смог сосредоточиться на крысиных линиях, в которых геномы так или иначе отличаются друг от друга. Было по-зимнему солнечно, сухо, и я пошел гулять вдоль берега в окрестностях Колд-Спринг-Харбор, брел и думал о юном человеке, умершем где-то далеко-далеко в сибирской пещере тысячи лет назад. И все, что от него осталось, – это крохотный осколок косточки, но – надо же! – этого хватило, чтобы дать нам понять, что существовали люди, нам еще неведомые, и что они ушли из Африки вслед за эректусами, но раньше неандертальцев. И что это были за люди? Можем ли мы это разгадать?

Вернувшись в Лейпциг, я сразу устроил совещание с Йоханнесом и остальными, чтобы решить, как поступить дальше. Работа по неандертальскому геному была близка к завершению, так что у людей освободилось немного времени – можно было его использовать в этом интригующем направлении. Но сначала нужно было понять, нет ли ошибки с этой мтДНК в реконструкциях Йоханнеса. Цяомэй и Йоханнес получили тысячи фрагментов мтДНК, из них меньше процента несли нуклеотидные замены, которые можно было бы посчитать загрязнениями. Так как эта мтДНК оказалась совсем не похожей на человеческую, то загрязнения легко вычленялись из общего массива. Еще раньше я решал вопрос, как быть с теми участками мтДНК, которые некогда, тысячи или миллионы лет назад, встроились в ядерный геном, стали частью хромосом. Такие фрагменты, своего рода ископаемые мтДНК, можно легко принять за части реальной последовательности мтДНК. Но к счастью, у этой проблемы имелось решение: кольцевая форма митохондриальной молекулы ДНК. Та последовательность, которую реконструировал Йоханнес из перекрывающихся фрагментов, явственно замыкалась в кольцо. Так что, с моей точки зрения, никакой ошибки тут не было. Тем не менее Йоханнес и Цяомэй снова сделали экстракты из оставшегося костного порошка, снова получили библиотеки и снова провели картирование фрагментов. Просто для очистки совести. Я-то был уверен, что результат останется прежним.

Но что же это за форма людей? Если бы у нас имелись еще образцы из той пещеры, мы бы попытались ответить. Как мне объяснили, Анатолий Деревянко дал нам только кусочек косточки, наверное, в Новосибирске осталась большая ее часть. А возможно, были еще и другие кости: вдруг по ним можно заключить что-нибудь осмысленное о строении этих загадочных людей или получить дополнительные ДНК.

Я немедленно написал Анатолию, что мы обнаружили нечто совершенно неожиданное и что нам нужно встретиться и обсудить все лично. И как можно скорее. И еще что хотелось бы проанализировать оставшуюся часть кости – и хорошо бы датировать ее. Анатолий ответил на следующий день, попросив описать результаты поподробнее. Я в общих чертах суммировал их, и мы быстро организовали поездку в Новосибирск для меня, Йоханнеса и Бенсе Виолы, жизнерадостного археолога венгерского происхождения. Он специализировался на палеонтологии Центральной Азии и Сибири, и мы с ним не раз работали вместе. Я как раз переманил его к нам в Лейпциг из Вены, в отделение палеонтологии. Еще к нам присоединился Виктор Вибе. Он писал диссертацию в Новосибирске в восьмидесятых, знал Анатолия и нескольких коллег из его группы, а со мной работал уже 12 лет. В этой поездке его помощь как переводчика обещала быть неоценимой. Я-то учил русский язык 35 лет назад, во время военных сборов в Швеции, но к тому времени у меня в голове осталось только несколько простейших вопросов, которые задаются военнопленным. И они, понятное дело, не годились для научных бесед.

Семнадцатого января, после пересадки в Москве и долгого ночного перелета, мы приземлились в Новосибирске. Цифровое табло в зале прилета показывало 6:35 утра. А потом переключилось на температуру: –41 оС. Получив багаж, я открыл чемодан и надел на себя все, что у меня было. Воздух оказался сухим, и снег поднимался вокруг ботинок водоворотами блестящей мелкой пыли. Сделав вдох, я почувствовал, как крылья носа примерзают к перегородке.

До Академгородка мы ехали около часа. Академгородок, как явствует из названия, был построен в 1950- х годах Академией наук СССР специально для научных целей. Во времена расцвета здесь проживало более 65 тысяч ученых с семьями. Но после развала Советского Союза многие уехали из Академгородка, и большинство научных институтов закрылись. С начала 2000 года российское правительство и несколько крупных компаний начали вкладывать деньги в развитие города, так что теперь, к 2010 году, здесь чувствуется некоторое оживление и осторожный оптимизм.

Нас привезли в гостиницу “Золотая долина”, с виду казавшуюся мне обычной советской девятиэтажкой. Я там уже однажды останавливался, и тогда, помню, отключили горячую воду; я живо вспоминаю, как каждое утро добрых полчаса шел через березовую рощицу к Обскому морю поплавать. Но то было летом, а теперь, в мороз, нельзя сказать чтобы меня не волновала исправная работа отопления. Напрасно я тревожился: когда мы с Йоханнесом вошли в номер, то обнаружили не только горячую воду в кранах, но и здорово работающие батареи. Так здорово, что температура в комнате оказалась невыносимой: +40 оС. На батареях не было никаких регуляторов, и мы в конце концов просто открыли окно. В комнату ворвался воздух на 80о ниже. Так мы и держали окно открытым до конца нашего пребывания.

Мы приехали в воскресенье, встреча с Анатолием была запланирована только на следующий день, поэтому после небольшого отдыха мы вчетвером решили прогуляться. На улице мы, к своему восторгу, увидели открытый ларек с мороженым. Осознав, что мне никогда в жизни больше не представится случай поесть мороженое при –35о, я пошел к ларьку. Продавщица, признав во мне иностранца, посоветовала съесть мороженое как можно быстрее, потому что на улице оно мигом охладится до окружающей температуры, превратится в ледяной камень и есть его будет невозможно. И я его быстро съел. Потом мы пошли к Обскому морю, где я плавал теплыми летними днями два года назад. Там было пусто, кроме нас никого. На чистом небе светило бледное солнце, не посылая ни капли тепла. К счастью, было безветренно. Потому что малейшее дуновение проникало сквозь одежду ледяным прикосновением. Пальцы в ботинках вскоре отмерзли и онемели. И мы вернулись в жаркий гостиничный номер.

На следующий день мы встретились с Анатолием в его просторном директорском кабинете в Институте археологии и этнографии. Там же присутствовал и Михаил Шуньков, руководивший раскопкамии в Денисовой пещере, и несколько его сотрудников. Йоханнес доложил о результатах, которые они с Цяомэй получили, и все просто оторопели. Неужели новая форма людей? Неужели это местная сибирская или даже исключительно алтайская форма? Такое вполне возможно, так как известны виды растений и животных, которые встречаются только на Алтае. За обедом, накрытым у Анатолия в кабинете – вкуснейшая нарезка под водку, – мы горячо обсуждали результаты и что бы они могли значить. А когда обстановка за столом дошла до известного уровня расслабленности и одновременно возбуждения, я вбросил идею, что определенный ответ может дать ядерный геном. Если бы взять образцы из оставшейся части кости пальца, то мы бы смогли реконструировать и ядерные гены и, таким образом, получить более полную картину связи этого индивида с современными людьми и неандертальцами, чьи геномы мы отсеквенировали. Сначала я не разобрал, что мне ответил Анатолий, и виной, подозреваю, мой плохой русский и хмельной дурман. Виктор перевел, но я все равно ничего не понимал. Анатолий вроде говорил, мол, отдал оставшуюся часть моему другу еще год назад, а у него ничего не осталось. В недоумении я посмотрел на Виктора, на Бенсе, на Йоханнеса. Какому такому другу? У кого из них кость? Но они так же ошарашенно глядели на меня. Тогда Анатолий пояснил: “Эдди, Эдди Рубину в Беркли”.