Корейская волна. Как маленькая страна покорила весь мир - Юни Хонг Страница 7

Но в корейском обществе, по крайней мере в прошлом, ответная реакция, как у PSY, могла привести к тому, что отец велел бы мальчику встать на стул, а затем ударил бы его ремнем по ногам. Такое наказание было очень распространено в семьях моих одноклассников и обычно применялось за очень плохие оценки или манеры.

Мериться шрамами на следующий день после того, как табели успеваемости отправляли по домам, было популярным развлечением в моем классе. Случайная глупость, как и безвкусная шутка, часто сопровождалась резким щелчком одного из родителей по лбу ребенка, будто они стряхивали клеща. Действительно, серьезные наказания, как водилось, являлись прерогативой матерей.

Однако в 2001 году бунт PSY вышел на более серьезный уровень – певца поймали с марихуаной. Последними словами PSY, когда его арестовывали за хранение, стали: «Я думаю, мне все-таки пора бросить курить». Трудно сказать, была ли это правда или просто сарказм. Реакция его отца, однако, оказалась трогательной: «Похоже, теперь ты наконец узнаешь реальную жизнь. Я буду верить в тебя, даже если ты выкинешь что-то похуже».

Через два дня после ареста PSY его любимый дед, который, как мы знаем, дал мальчику впервые глотнуть выпивки и привил любовь к музыке, умер. PSY, который пропустил похороны из-за заключения, долго оставался безутешен. «Именно тогда я стал взрослым», – сообщил он корейской прессе.

Можно сказать, он помирился с отцом. Менее чем через два месяца после релиза песни Gangnam Style стоимость акций компании его отца возросла в два раза. Это трудно доказать, но считают, что подобный интерес возник из-за предположений инвесторов, что отец настолько успешного сына, вероятно, и сам весьма успешно управляет бизнесом.

Большинство песен PSY легкие, но есть в его репертуаре и одна очень серьезная. Называется она Father. Это душераздирающая ода, посвященная отцу, в которой PSY поет, как ему жаль, ведь он не понимал, что его отец тащил всю семью на своих плечах. Ни один западный исполнитель первой величины не посвятил песню своим родителям, за исключением, возможно, Eminem. Его композиция Cleanin Out My Closet содержит строчку «Ты эгоистичная сука. Я надеюсь, ты сгоришь в аду за это».

Карьера PSY и его музыка стали символичным примером для старой и новой Кореи. Примером того, как изменилась нация в пределах лишь одного поколения – его и моего. Они показали, насколько стремительной может быть эта перемена, когда один и тот же человек одновременно является и артистом, который властвует в Интернете, и автором такой трогательной песни, как Father, наполненной самобичеванием и конфуцианским почитанием родителей. PSY войдет в историю как настоящая звезда XXI века. Ну, кто еще может объединить конфуцианство и пердеж?

ВОПРОС: Какова связь между Starbucks и конфуцианством?

ОТВЕТ: Никакой. В этом-то и проблема.

Апрель 2013 года, Сеул. Я беру интервью у трех правительственных бюрократов, представляющих категорию людей, которых я боюсь больше всего. Они – корейские учителя.

Сидя на жестком диване в мрачной комнате, я к своему ужасу понимаю, что все трое уставились на мой стакан из Starbucks. Я начинаю паниковать. Я облажалась.

Я совершенно упустила из виду, что в Корее едят только сидя и в идеале – в помещении. Вы не должны гулять с мороженым или бутылочкой воды. И уж точно не с кофе. Это примерно, как прогулка с бутылкой пива Guinness. Культура брать кофе с собой совсем недавно пришла в Корею. Это изобретение Starbucks (я бы сказала, что это верно для большей части мира).

«Кому какая разница?» – спросите вы. Ну, помимо того, что носить напиток с собой считается весьма неприличным, я также лишила хозяев возможности предложить мне что-нибудь выпить.

Я ужаснулась. Они не знали, что в такой ситуации делать. Я тоже не знала. Если мне предложат кофе, я обязана сказать «да». Если я откажусь, они тоже не будут его пить. Это особенность корейского этикета: оскорбительно есть перед тем, кто не ест.

Большинство людей не смогли бы понять, почему я так нервничала из-за пассивно-агрессивного негласного спора насчет чашки Starbucks между мной и работниками сферы образования. У меня были оплошности и похуже, как в тот раз, когда я случайно пролила горячий суп на колени нобелевского лауреата, а потом устроила пожар на его кухне. Но для меня недоразумение со Starbucks имело куда более сильный резонанс, потому что оно представляло собой противоборство между новой и старой Кореей. Например, столкновение между удобством и хорошими манерами или между кофе сильной обжарки в кофейне в Сиэтле и кофейного суррогата Nescafé. Я воспринимала изменение корейской культуры как должное. Да, перемены происходили быстро, но это не значило, что все обновлялось одинаковыми темпами.

Нигде этот разрыв не проявляется столь отчетливо, как в корейской школьной системе, и именно поэтому я работала в Национальном институте развития международного образования Кореи (NIIED) – правительственном органе, связанном с министерством образования. Я ожидала увидеть модные стеклянные павильоны, потому что не раз слышала о захватывающих высокотехнологичных инновациях в школах. К примеру, таких, как план по замене всех бумажных учебников на электронные к 2015 году. И я была очень удивлена, обнаружив, что здание расположено в подозрительной части города, и его обшарпанный внешний вид делал его похожим на обычную корейскую баню.

Первым, о чем предупредили меня мои собеседники, когда я приехала к ним, было то, что они не хотят отвечать на мои вопросы о переходе с книг на электронные носители (я представила свои вопросы для интервью заранее, по их просьбе). Они не объяснили причину, просто заявили, что «не способны выразить объективного общего мнения».

Позже я обнаружила, что программа электронного чтения была предметом споров и что даже в правительстве некоторые недоброжелатели жаловались, что замена не стоит тех двух миллиардов долларов, которые придется на нее потратить, а технологии не являются показателем хорошего образования. Кроме того, должностные лица, с которыми я беседовала, оказались слишком раздражительными, властными и не во всем компетентными (иногда они даже рявкали и говорили «давайте сосредоточимся на этой конкретной теме» или «у нас нет времени на этот вопрос»). Их поведение соответствовало тому, что я наблюдала у своих школьных учителей.

Я начала задаваться вопросом, является ли это плохим звоночком. Может, все отмеченные перемены в школе были просто преувеличением? Я мало верила в то, что корейская система образования способна развиваться. В шестом классе, когда я изучала главу о Мари Кюри в своем учебнике по корейской литературе, моя мать удивила меня, процитировав первый абзац наизусть. Данная статья абсолютно в том же виде содержалась и в ее учебнике для шестого класса.

Тем не менее система образования обязательно должна быть модернизирована. Я не могу себе представить, что новая Корея сможет развиваться, если в школах все останется так же, как в те времена, когда я училась.

Мои впечатления от корейских школьных будней весьма противоречивы. Я рассматриваю их с двух противоположных позиций. С одной стороны, система образования здесь очень застарелая, примерно, как во времена Диккенса, которая отличалась строгой дисциплиной, повиновением и безжалостной поркой. Я была ею так напугана, что с поджатым хвостом через три года перевелась в международную школу в Сеуле. С другой стороны, эта система лежит в основе успеха Кореи.