Джунипер. История девочки, которая появилась на свет слишком рано - Томас Френч Страница 7

После расставания я провела неделю в постели. Майк, мой босс, звонил и спрашивал, как у меня дела. Я, плача в подушку, была не в силах ответить ему внятно. «Мне жаль, дорогая», — говорил Майк. Он уже не мог и дальше выгораживать меня перед остальными, и отправил меня в Новый Орлеан, разрушенный «Катриной». Я успела впитать в себя всю ярость урагана. Мне хотелось крушить все вокруг. Я думала о лжи Тома и о потерянных годах.

Майк никогда не вмешивался. Просто слушал.

— Тебе уже легче думать о Томе? — спросил он меня как-то в сентябре.

— Боже, нет, — ответила я. — Вчера мне приснилось, что я переехала его на своей машине.

Я слишком много работала и утратила чувство собственного достоинства.

А потом я получила письмо.

Я надеюсь, что сердце подскажет тебе прочитать это.

В письме я прочитала мысли несчастного и раскаявшегося мужчины и, думаю, в какой-то мере получила от этого удовольствие. Однако он сокрушался о том хаосе, в который превратил свою жизнь. Ему не было дела до того, что он сотворил с моей жизнью.

Я никогда еще не сожалел о чем-то всем сердцем. Каждый день и каждую минуту я чувствую, что тебя больше нет рядом.

Полное имя Тассо было Анастасий. Как и название его лодки, «Анастасия», оно означало «воскрешенный». Мы все искали новой жизни. К тому моменту, как мы снова оказались на берегу, я точно знала, что получу жизнь, в которой будет место ребенку, собаке и чертову забору вокруг дома, и неважно, будет в ней Том или нет. Со мной все будет в порядке. Я умела спасать ситуацию, но человек способен плыть против течения только до тех пор, пока оно не подхватит его и не унесет. Тому придется позаботиться о себе самому. Я ответила Тому и согласилась встретиться с ним, но только если он выполнит определенные условия.

Он, вероятно, разгадал несколько головоломок и сделал приношения богам.

Я потребовала консультации психолога: для себя, для него и для нас. На приеме я разносила его в пух и прах и отказывалась видеться с ним без свидетелей. В конце концов мы увиделись в кабинете семейного психолога, с которым никто из нас ранее не встречался. Это была нейтральная территория.

— Сколько вы женаты? — спросила она.

— А мы не женаты, — сказала я ей. — Мы даже не встречаемся.

Она вздрогнула в своем кресле. С подобным она сталкивалась не каждый день.

— Вы пришли сюда, чтобы сойтись или навсегда расстаться? — спросила она.

Этот вопрос пробил мою броню. Я могла унижать Тома и без ее консультации за девяносто долларов в час. Нужно было признать, что я пришла, потому что хотела, чтобы все его слова оказались правдой.

Не знаю, как получилось, что обратный путь чуть было не оказался отрезанным для нас. Помню, Том казался самым несчастным и покорным человеком из всех, что я когда-либо видела. Я не присутствовала на его дурацкой вечеринке по случаю Хэллоуина и попросила подругу проверить все ящики его комода и убедиться, что я забрала все свои вещи. В глубине души я никогда больше не хотела возвращаться в этот дом.

Пока я писала о Тассо и его судне, Том работал над большой серией статей для газеты. Мы оба писали до поздней ночи, сидя по темным углам отдела новостей, не говоря друг с другом, но обмениваясь взглядами между абзацами.

Однажды вечером я написала комплимент его статье, а он мне ответил. Вскоре я перестала закрывать свой ноутбук.

Он говорил, что любит меня, а я не отвечала. Несколько раз мы вместе ходили к психологу, но я не была готова разговаривать с ним ни при встрече, ни по телефону. Я не позволяла себе верить его обещаниям. Было бы больно вновь разочароваться. Я ненавидела и любила его одновременно, и единственной защитой для меня было расстояние: моим буфером был отдел новостей, а щитом — монитор компьютера. Все изменилось, когда мы волей случая оказались на одной конференции в Бостоне.

Тому предстояло выступить в большой аудитории перед тысячей слушателей. Я попросила подругу сесть рядом со мной и съежилась на своем стуле, пытаясь смешаться с толпой и остаться незамеченной.

Он, одетый в костюм, подошел к трибуне и прокашлялся.

«Эта история ни на что не похожа, — начал он. — Парень встречает девушку».

У меня покраснели щеки. Я схватила подругу за руку.

«Девушка решила, что парень не прав и что силы тьмы, вероятно, заменили его оригинал копией…»

Он читал для меня. Том написал этот рассказ несколько лет назад. Он был о двух людях, которые сошлись, сами не понимая почему.

«В тот момент вопросы жизни Лауры, вопросы, которые пронизывали простирающиеся позади нее годы, вдруг напомнили о себе. Было ли храбрым решение броситься в эпицентр урагана? Или это было глупо?»

Тома, как и персонажа из его рассказа, поглотил ураган. Я могла его уничтожить. Возможно, я уже это сделала. Он так долго шел на поводу у своего страха, что превратился в темную копию себя. Он кружился в потоке ветра, позволяя дождю стучать по своему телу, придавая ему новую форму.

«Она чувствовала, как ее накрывает волной экстаза. Она повернулась лицом к темному небу, отдаваясь на милость силе, грации и величию стихии, которую она не могла контролировать».

Той ночью мы говорили, сидя близко друг к другу в баре отеля, абсолютно трезвые.

В самолете домой мы летели на соседних креслах.

За несколько дней до Рождества я разрешила ему приехать. Я потратила четыре дня, украшая дом и елку гирляндами. Мы разговаривали, сидя на диване. Настала ночь, и я не осмеливалась ни предложить ему остаться, ни попросить уйти, поэтому мы просто провели на этом диване всю ночь, практически неподвижно, разделив пространство и воздух. Он поцеловал меня в лоб, а я лишь отвернулась в ответ.

Следующим вечером я постелила матрас напротив камина, и мы провели ночь среди сияния тысячи огней.

Через десять месяцев я шла к алтарю, держа Нэта за руку. Майк, лучший свидетель из всех, кого мы только могли себе представить, стоял рядом с Томом, держа кольца.

Еще одно утро в королевстве проблемного зачатия. За окнами ярко-голубое небо, в зале ожидания ощутимая атмосфера боли. Женщины, пытаясь собраться с духом, в тишине смотрели вдаль; они открывали сумочки, закрывали их и снова открывали. Я сел подальше, на мягкий и глубокий диван, ища в нем убежища. Я должен был справиться со своими тревогами.

Не зная, куда направить взгляд, я изучал комнату. На стенах висели картины с голубыми и розовыми цветами. Темно-зеленые диваны и такой же ковер, столики из темной древесины, вход, украшенный папоротником. Все это должно было напоминать о весеннем луге в окружении леса. Неужели лакокрасочная компания создала серию красок специально для центров планирования семьи?