Смерти нет, я знаю! Правдивая история о том, что нас ждет за последней чертой - Лаура Лейн Джексон Страница 7

Всякий раз, оказавшись рядом с особенно счастливым человеком, я чувствовала себя на седьмом небе. Словно эмоции не просто передавались мне, но вдобавок многократно усиливались. Порой я испытывала чистую, безудержную радость в моменты, явно требовавшие менее экстатической реакции. Мгновения простого счастья – делиться мороженым с друзьями, купаться в летний день, сидеть рядом с улыбающейся мамой – могли вызвать у меня эйфорию, я просто воспаряла.

Сегодня я по-прежнему могу вызвать эти благословенные моменты, и склонность к избыточной реакции никуда не делась. Иной раз просто услышанная по радио песня, или прочитанное стихотворение, или увиденная картина, или даже просто кусочек чего-нибудь вкусного могут заставить меня ощутить взрыв радости и блаженства. Как будто в эти простые мгновения я наиболее остро ощущаю свою связь с миром.

Пока я была ребенком, это означало, что я легко переходила от крайнего счастья к черной депрессии, в зависимости от того, с кем рядом находилась. Глубокие пике сменялись запредельным восторгом, за ним следовало новое падение – настроение менялось, как на американских горках. Я научилась предчувствовать эти бешеные перепады эмоций и переживать их, пока вновь не обрету равновесие.

Понимание того, что я улавливаю эмоции других людей, стало большим шагом к пониманию того, почему я так эмоционально неустойчива. Но миновали годы, прежде чем я осознала, что эта моя странная способность не такая уж странная и даже имеет название – эмпатия.

Эмпатия описывает нашу способность понимать и разделять чувства других людей. Ученые-неврологи, в частности, Джакомо Ризолатти и Марко Якобони, провели революционные эксперименты, которые показали, что в мозгу у некоторых животных и практически у всех людей имеются клетки, называемые зеркальными нейронами. Зеркальные нейроны срабатывают и при осуществлении действия, и при его восприятии. «Если вы видите, что я задыхаюсь от наплыва эмоций, зеркальные нейроны у вас в мозгу копируют мое состояние, – объяснял Якобони. – Вы понимаете, каково мне, потому что буквально чувствуете то же, что и я».

Эмпатия – один из способов глубинной связи между людьми. Благодаря ей мы испытываем радость, когда выигрывает наша любимая команда – потому что, хотя мы сами и не играем, с радостью впитываем восторг игроков. Именно она подвигает нас собирать деньги жертвам трагедий на другом конце света – потому что мы способны поставить себя на место незнакомцев и почувствовать их горе.

Иными словами, человеческие существа глубоко и неразрывно связаны друг с другом. Между нами существуют реальные и жизненно-необходимые пути.

Поначалу я нащупывала эти пути, когда разделяла с кем-то печаль и радость. Со временем я научилась видеть связывающие нас струны света. Понимание того, что мы все связаны друг с другом, началось для меня в тот день в бакалейной лавке, и все последующие опыты только углубили это понимание соединяющего нас света.

К моменту ухода Деды я уже сознавала свою тесную связь с окружающими – настолько прочную, что мне не было спасения от их чувств и переживаний. Но после того как Деда умер, а потом приснился мне, я поняла, что каким-то образом связана еще и с ушедшими.

Все это меня ужасно смущало. Конечно, снова увидеть Деду – настоящий подарок, но способности все еще казались мне скорее проклятием, нежели благословением. Они сбивали меня с толку и частенько заводили в тупик. Что это за связь и почему я ее воспринимаю? Может, я просто чокнутая, не такая? Или тут работают какие-то иные причины? Мне требовалось отыскать имя для своего недуга. И вот тогда-то, даже не зная точного значения этого слова, я и поставила себе диагноз. Как-то раз я пришла к маме, она как раз загружала посудомойку, и объявила:

– Мам, по-моему, я экстрасенс.

Не помню, когда и как мне удалось узнать это слово. Может, услышала по телевизору или в книжке прочла. Разумеется, я не до конца понимала, что это значит. Но мне было вполне достаточно знания, что экстрасенс способен заглянуть в будущее. Разве я умела не то же самое?

Мама отложила тарелки и посмотрела на меня. И тут, неожиданно для себя, я ей все и вывалила. И что знала, что дедушка умрет, и как он мне приснился, и как это все я виновата, и как мне страшно. Говорила, говорила и разревелась.

– Что со мной не так? – вопрошала я маму. – Я плохая, что знала? Это я виновата, что он умер? Я проклята? Почему я не могу просто быть нормальной?

Мама обняла меня за плечи и усадила за кухонный стол, затем взяла меня за руки.

– Послушай меня, ты не виновата в том, что Деда умер. Ты не проклята. Тебе не за что себя винить. Просто ты наделена особыми способностями – вот и всё.

Впервые мое состояние было названо «способностями».

– Это просто часть тебя – а в тебе все прекрасно, продолжала мама. – Это естественно. Вселенная гораздо богаче чудесами, чем нам кажется.

И мама кое-что мне рассказала, и это все изменило. Проявившиеся у меня способности, похоже, передавались в ее семье из поколения в поколение.

Ее мать, Бабетта (я звала ее Оми), была десятым ребенком в семье. Выросла она в крохотной деревушке меж отрогов баварских гор. Когда Оми была маленькая, мощные грозы нередко попадали в ловушку между горными пиками и обрушивали всю свою ярость на долину. Зачастую бабушкины родители будили ее посреди ночи и одевали, чтобы она была готова бежать, если в дом ударит молния.

Уединенность деревни ограничивала контакты Оми с внешним миром. Ни телефона, ни радио там не водилось. Оми росла на легендах, фольклоре и суевериях. Ее учили, что увидеть паука до завтрака означает целый день неудач. Обойти барана слева – к удаче, а справа – так себе. Она знала, что туфли нельзя ставить на стол – дурные вести накличешь, а если без нужды включить свет днем, то ангелы заплачут. Если она что-то забывала дома, то непременно трижды оборачивалась вокруг себя, садилась и считала до десяти, прежде чем продолжить путь, забрав нужное.

Хуже всего было обнаружить в доме птицу. Это однозначно предвещало смерть кого-то из близких.

Также Оми довольно рано научилась доверять силе снов. Она обнаружила, что порой во сне к ней приходит один и тот же персонаж – темная фигура прижимается лицом к оконному стеклу и показывает три пальца. Бабушка ненавидела эти сны. После них она наутро объявляла, что в течение трех дней случится что-то плохое. И почти всегда оказывалась права: неудача, авария, смерть.

– Я ждала этого, – говорила тогда она. – По крайней мере, теперь все позади.

Вскоре Оми перебралась в Америку, вышла замуж и стала растить детей, включая мою маму, Линду, и мою тетю Марианну. Но сны последовали за ней за океан. Однажды ночью ее разбудил страшный сон. Ей приснилось, что погиб близкий друг в Германии. Она записала дату и время. Прошло совсем немного времени, и Оми получила письмо с немецким штампом, сообщавшее о смерти этого человека, умершего в тот день и час, какие она записала.

Как-то утром Оми сидела у себя на кухне и заплетала косы девятилетней Марианне. Моей маме тогда было семь. Вдруг зазвонил телефон.