Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира - Ирина Никитина Страница 8

Ирина: Слава богу, что вам это удалось, и как они вам благодарны! Но, к сожалению, в России вы выступаете очень редко.

Марис: Это неправильно. Это мой дом, и я должен приезжать, я понимаю. Но, с другой стороны, невозможно объять все. Понимаете? Я сейчас особенно должен думать, чтобы у меня было время для отдыха. Потому что работать, как я работал, уже переходит границы. Поэтому я, к сожалению, отказывал, хотя меня приглашал и Мариинский театр, с филармонией мы очень дружим, с Темиркановым, с Гергиевым. Они меня много раз приглашали выступать. Мне даже стыдно. Но моя родная страна Латвия годами ждёт. Я там выступал один раз всего. Они гордятся тем, что имеют такого дирижера латыша, а я даже не приезжаю. Это стыдно вдвойне. И, кроме того, понимаете, еще очень важный момент – а сумею ли я подготовиться как следует. У меня неделя сейчас свободна, но я должен уже готовиться к следующему концерту, который будет в Мюнхене. Играем Штрауса «Дон Кихот» и симфонии Дворжака. Я знаю произведение, и можно было за день – за два партитуру посмотреть, но не могу я это сделать. Не могу. У меня страшный дискомфорт начинается. Я начинаю чувствовать, что не готов, потому что не соприкасаюсь с этим произведением достаточно. Как говорил какой-то знаменитый дирижер – важно не сколько ты проводишь дней с партитурой, а сколько ночей.

Ирина: Мравинский сказал…

Марис: Мравинский готовился к каждому произведению – Чайковского «Пятую симфонию» он знал вдоль и поперек. И я понимаю, что входишь в этот мир опять, в это состояние, и ты в этой музыке. И за день, за два не успеваешь глубоко – нужно время для эмоционального состояния, а не технически подготовиться.

Ирина: Именно от этого рождается подлинное ощущение встречи с искусством, когда есть такое отношение со стороны художника.

Марис: Наверное. Я думаю, что вы правы. Иначе я не могу.

Ирина: А ваш круг солистов любимых? Там же был и Ростропович, вы очень дружили, и многие другие.

Марис: Ой, так много, я должен вам сказать. Я выступал со всеми лучшими солистами мира абсолютно. И очень в дружеских отношениях. Даже не знаю, кого называть, потому что это значит безостановочно называть фамилии, а потом кого-нибудь не назовешь, он обидится.

Ростропович на самом деле был моим другом. Во-первых, он был большим другом моего отца. Он знал меня совсем маленьким мальчиком, а потом мы стали коллегами и друзьями. Это человек совершенно гениальный, и о нем можно говорить часами.

Ирина: Вот эта история с собакой, можете ее рассказать?

Марис: А, с собакой? Да. В Норвегии я был тогда главным дирижером. Он приехал на концерт. Я боялся с ним встретиться, потому что это еще было в те времена, когда не разрешалось встречаться…

Ирина: Он должен был играть с вашим оркестром?

Марис: Да. Но не со мной. Со мной он играл позже… а тогда со мной он не мог играть, это было бы очень опасно. Он зашел ко мне в дирижерскую комнату. Я, конечно, его ждал, втихаря. И он со своим футляром стоит, открывает, а там собачка.

Ирина: А виолончель-то где?

Марис: Виолончель была там же и собачка.

Ирина: Это мог только Ростропович!

Марис: Да-да, только Ростропович мог такое. Такса была у него тогда. И так он все время держал ее. Как он завез ее, я не могу даже себе представить. Я думаю, тоже в футляре, и вывез тоже.

Ирина: У вас же всегда были собаки, насколько я помню, с детства?

Марис: У нас всегда были и кошки, и собака, конечно. Я просто думаю – бедная собака, если везти ее с собой на репетицию или на концерт, и вот она сидит в этой дирижерской комнате. Не знаю, мне как-то жалко…

Но о Славе я бы хотел добавить еще, если можно. Я хочу это рассказать, потому что мы говорили о подготовке концерта. Я помню, мы в Мюнхене с ним провели вечер, вспоминая юбилей Шостаковича. Слава рассказал удивительный случай: «Сижу дома, вдруг раздается звонок, звонит Дмитрий Дмитриевич и говорит: Слава, вы можете приехать сейчас ко мне? – Ну, конечно. Слава сразу же поехал к нему. Приехал, поздоровались, он говорит: Садитесь напротив. И говорит: Слава, давайте помолчим. – Ну, давайте, помолчим. И Слава рассказывает: я сижу, Дмитрий Дмитриевич и я, минут 45! Мы молчим. Потом Дмитрий Дмитриевич встал, сказал: Слава, большое вам спасибо за это время. И все, я уехал». Понимаете, это для меня поразительное совершенно впечатление. «Спасибо вам большое, что вы приехали»… Это гениально. «Давайте помолчим». Два гения встретились.

Ирина: Молчать вдвоем. Потрясающая история. Марис, большое вам спасибо за вашу теплоту, за то, что подарили такие истории из жизни.

Марис: Большое вам спасибо. Мне было очень интересно и замечательные вопросы, так что было, о чем поговорить. Спасибо.

Эвелин ошеломила меня с момента нашего знакомства. Это было в 2002 году. На сцене перед огромным залом маленькая босоногая женщина лихо управляла гигантской армией музыкальных инструментов. После концерта нас представили. Меня предупредили, что она читает по губам и поэтому особенно пристально смотрит на собеседника. Известно, что Эвелин практически глухая, и хотя давно носит слуховой аппарат, привычка читать по губам осталась с детства. Впрочем, ее внимание к собеседнику этим не ограничивается, и оно очень искреннее. Более приветливого, доброжелательного и чуткого человека я, наверное, не встречала.

Когда мы приехали к ней в Хантингдон на съемку, перед зданием, где располагается ее студия и хранится коллекция музыкальных инструментов, стоял огромный, сверкающий, навороченный мотоцикл, на котором висел не менее впечатляющий шлем. Оказалось, что Эвелин сама примчалась на нем из дома на встречу к нам. Поразительно, что, несмотря на свою глухоту, она настолько адаптировалась в окружающем мире, что действительно ничего не боится.

Апрель 2016 года

Ирина: Эвелин, я очень рада нашей встрече в твоей студии в Хантингдоне. Объясни, почему выбор пал на Хантингдон? Ты же шотландка, родилась на севере Шотландии?

Эвелин: Я родилась в Шотландии, в Северном Абердине, потом училась и жила в Лондоне. Когда у меня собралась огромная коллекция инструментов, я осознала, что она растет и растет, и я не могу уже позволить себе жить в Лондоне и арендовать гараж или склад. Так я занялась поиском помещений вне Лондона, в итоге я нашла подходящий вариант и разместилась здесь. Внизу у нас офисы, наверху менеджеры. Так что это здание используется, скорее, как хранилище и демонстрационное помещение, а занимаюсь музыкой и репетирую я у себя дома. Я живу недалеко отсюда, и у меня тоже хранится много инструментов.

Это вообще очень интересный район – здесь родился Кромвель, в каком-то смысле Хантингдон – точка пересечения многих дорог, это больше похоже на перекресток – очень много людей проходят через него. И сама область, графство Кембриджшир, уникальное место, так как здесь все передовые технологии, медицина и, конечно, Кембриджский университет.