Трансформатор 2. Как развить скорость в бизнесе и не сгореть - Дмитрий Портнягин Страница 8

Мы сообщили Мишиным родителям. Они тут же взяли билеты, вылетели на Эльбрус. Пока мы ждали его родных, я нашел подписчиков, которые помогали мне с докторами, с самолетами и прочими делами. Мы выдернули одного человека, врача-патологоанатома из какой-то больницы, где был частный самолет, на нем можно было перевозить тяжелобольных. Этот врач прилетел из Москвы за день до приезда родных. Доктор оказался на месте трагедии раньше них, он сделал все, чтобы приехать. Мишу к приезду врача уже доставили в больницу. Его везли около пятнадцати часов, может быть, дольше.

Из видимых травм была большая гематома на лице с правой стороны, все лицо было просто синее. Голова была разбита, он тяжело дышал. Время от времени приходил в сознание, что-то говорил. Я смотрел на него и думал о том, как все это ужасно.

Прилетели его мама и супруга. Мы встретили их. Они были в шоке, спрашивали, что случилось. Мы им объяснили, рассказали предварительную версию. Мишу спасали не только мы, но и гиды из других компаний. Мы привезли его в больницу общими силами. Мама спросила, почему не вызвали вертолет, почему не привезли быстрее. Мы ответили, что не было такой возможности, что мы долго думали, как правильно его везти. Думали над тем, есть ли смысл везти его в другую больницу или, может, лучше оставить Мишу в этой. Сами врачи нам сказали, что уровень медицины здесь невысокий. Поэтому надо отвезти его в Москву и положить в нормальную клинику. Трепанация не потребовалась, ему сделали снимок и сказали, что нужно просто восстанавливаться. На вопросы, что будет дальше и какие последствия, конечно же, никто не отвечал. Говорили, что все зависит от организма. Он может умереть, а может и выжить. Вообще врачи не могут что-то кому-то обещать. У них свои правила.

Мы дежурили возле Миши все это время. Каждые полчаса спрашивали, как у него дела, что происходит. Врачи говорили, что он лежит без сознания. Мы снимали разговор с супругой и мамой, когда родственники сделали замечание: «Прекращай там со своими камерами, не нужно ничего снимать, не нужно ничего показывать. Мы тебе запрещаем это делать». На самом деле я и не хотел хайпа. Ничего хорошего в этом нет. Хотя можно было продолжать снимать и показать реальные события экспедиции. Родные Михаила отказались от услуг нашего доктора, нашли какой-то другой самолет. Сказали, что сами будут все решать, и улетели раньше нас на один день.

Мы встретили остатки группы, которая спустилась вниз: наверху сильно испортилась погода. Поговорили, пообщались со всеми. Люди были вымотаны. Группа не дошла двести метров до финишной точки. Все были в шоке. Все очень сильно переживали.

Вернувшись в Москву, первым делом отправились к Мише. Сначала нас не пускали к нему. Однако его родные были на связи. А потом гиды из другой компании, которые сопровождали параллельную группу, разместили в СМИ информацию, что мы оставили человека умирать. Когда я увидел это сообщение в новостях, я был просто взбешен тем, как вообще люди могут так искажать факты? Хотя на тех фотографиях, которые они выложили, половина людей, несущих носилки, были нашими ребятами, участниками экспедиции. Те самые, которые не поднялись, остались в лагере и в момент трагедии пришли на помощь. А нас обвиняли в том, что мы бросили Михаила умирать в горах.

Для меня это был серьезный урок. Люди раскрылись для меня с неожиданной стороны. Я понял, что они могут говорить все что угодно. Версии были разные, одна из них просто чудовищная: якобы началась драка, я ударил Мишу, и он упал вниз. Я читал комментарии о том, что меня надо убить, расчленить, просто сжечь, собакам отдать на растерзание. Было ощущение, что каждый хотел лично расправиться со мной.

А на самом деле всё было по-другому, я знал это, но не был готов вступать в конфронтацию один против огромной толпы разъяренных людей. При этом я все оплачивал: самолет, лекарства, больницу, платил всем людям, которые хоть как-то проявляли участие, оплатил перелет московского врача, чтобы он посмотрел на снимки и дал экспертную оценку.

После лживых обвинений в СМИ родители и родственники Миши закрылись окончательно. Они тоже решили, что я тварь и виноват в случившемся. Мне было тяжело что-то объяснить им. Они просто не хотели меня слушать и нашли в моем лице виновного. Но я все равно продолжал звонить, продолжал общаться со всеми родственниками Миши, с его братьями, сестрами и многими другими. И все-таки я добился встречи с главным врачом, чтобы понять ситуацию. Мне никто ничего не рассказывал, я просто не знал, в каком состоянии находится парень.

После визита в больницу я встретился с женой Михаила. Я посмотрел ей в глаза и сказал: «Ты знаешь, что мы участвовали в спасении Миши. Ты знаешь, что он нарушил технику безопасности, об этом говорит вся группа. А группа на восемьдесят процентов состоит из людей, которых я вижу впервые в жизни, им нет смысла врать и выгораживать меня – они не мои друзья. Есть проблема, которую нужно решать совместно. И у вас нет сейчас возможности оплачивать московское лечение. Я это сделаю». Она ответила: «Вот тебе счета, иди плати».

Я взял бумаги и вышел. Сумма была около пятисот тысяч. Я тут же оплатил счет банковской картой. Оплатил и решил, что буду оплачивать все лечение. У семьи Михаила на тот момент не было денег, они начали собирать их у родственников и знакомых. Я остановил все это и объяснил, что группа поможет. Если потребуется, мы все подтянемся.

С женой Михаила мы пожали друг другу руки, и я уехал. Я попросил ее писать мне, как только появятся новости. Она мне все время сообщала, что он в коме, а врачи, с которыми мы тоже общались, говорили, что он идет на поправку. Я не знаю, с какой стороны доносилась правда, да это было и неважно.

Через какое-то время у меня зазвонил телефон, я взял трубку, и услышал с той стороны: «Дима, привет, это Миша». Не передать, как я был счастлив в тот момент. Я поприветствовал его, спросил, как самочувствие.

– Да я нормально, меня вот несколько недель назад выписали, только сейчас смог тебе позвонить.

– Можно к тебе приехать?

– Конечно, приезжай, – обрадовался он.

– Окей, я завтра буду, ты мне скажи адрес.

– Хорошо. Я хотел сказать тебе спасибо за помощь.

– Да зачем? Давай приеду, все обсудим, – предложил ему я.

Я приехал к ним домой. Одна комната в квартире Миши была полностью оборудована под спортзал. Чтобы восстановить мозговые и все опорно-двигательные рефлексы, ему приходилось каждый день заниматься, делать упражнения. Он долго лежал без движения. Мы сидели, пили чай, обсуждали случившееся. Миша рассказал в подробностях, что произошло в тот день. Я был удивлен, что он все это помнит.

Я спросил, что он собирается делать.

– Я пока не могу работать. В общем, мне надо восстанавливаться.

– Давай, я помогу тебе, – предложил ему я. – Сколько времени тебе нужно?

– Полгода мне хватит.

Каждый месяц я давал ему по двести тысяч рублей, чтобы он спокойно восстанавливался. Ребята ездили к нему, общались, Миша до сих пор в чате нашей группы.