Цена твоей любви - Ольга Дашкова Страница 10

– Но я не беременна, – этим отрицанием очевидного я успокаивала больше себя, потому что мозг отказывался принимать этот факт. Хотя я прекрасно понимала, ведь не маленькая, что после секса бывают дети.

– Точно?

Господи, какой отвратительный вопрос от собственной матери. Я не могу и боюсь на него отвечать не то что ей, а самой себе.

Меня тошнит по утрам, голова иногда кружится и болит грудь, а еще мутит от запахов. Все симптомы того, что я действительно беременна.

Прошел месяц, как я прилетела в Италию, куда сослал отец, куда я сбежала сама в надежде отвлечься, забыть мужчину, который стал моей первой, такой болезненной любовью.

Я совсем не думала головой, когда шла к нему и отдавалась, не оказывая сопротивления. Я хотела сама, хотела его поцелуев, ласк, касаний. Но ведь и он тоже должен был думать головой, ладно я, молодая и неопытная, в эйфории своих чувств и эмоций.

Жаров должен был понимать, что делает. Я отдалась по любви, он взял то, что предложили. Самое обидное – это то, что ему оказалась не нужна моя любовь и невинность не имела особого значения.

– Ну так что?

– Мам, я не знаю.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Хорошо, что ты призналась.

Мама села рядом, обняла за плечи, поправила растрепанные волосы, провела по моим мокрым щекам ладонями, стирая воду.

– Но разве ты не должна ругать меня, прочитать нотацию, упрекнуть за загубленное будущее и все в таком духе?

– Зачем? Все уже случилось. И давно это у тебя?

– Думаю, четыре недели.

– Тебя изнасиловали? – Теперь в глазах мамы страх, он передается мне.

– Нет, нет, такого не было.

– Кто отец ребенка? Кто он? Мальчик из университета? Ведь ты не просто так бездумно была с ним ради любопытства?

– Не просто.

– Так я могу это знать?

– Не сейчас.

– Понятно.

Мама о чем-то долго молчала, продолжая обнимать меня за плечи. Честно, не ожидала такой реакции от нее, мы никогда не были особо близки. Эльвира Левицкая постоянно пропадала на съемках, показах, а потом появилось это агентство, и мы совсем потеряли ее. Моя мама была как звезда, прекрасная и далекая.

Но меня всегда восхищала та легкость, с которой она шла по жизни, не боясь препятствий.

– Я плохая мать.

– Нет, что ты.

– Плохая, я знаю. Меня нет рядом тогда, когда надо. У тебя такой сложный возраст, я уже и забыла, что в восемнадцать все происходящее вокруг воспринимается острее и ярче. Первая любовь, случайно сказанные слова, обида, глупости, которые может совершить подросток.

Казалось, что сейчас она говорит о себе, но так сложно поверить, что эта красивая, яркая, успешная женщина могла делать глупости. Кто угодно, но не она.

Мы снова молчим, а у меня язык не поворачивается рассказать все. Это настолько личное и только мое, что я не готова.

Но первая догадка о беременности пришла неделю назад. Я проснулась среди ночи, сердце билось часто, дышать было нечем. Поднялась, отдернула шторы, ночная Флоренция не спала, где-то играла музыка, слышался смех и разговоры.

Я улетала с тяжелым сердцем, но мне казалось, что все мои душевные переживания – сущий пустяк в сравнении с тем, что отец теряет бизнес.

А виновен в этом именно тот мужчина, которого я люблю.

И от которого жду ребенка.

Замкнутый круг.

Догадка о беременности стала настолько ошеломительной, что по спине побежал холодный пот, а все тело сковало страхом. Не тем, что ты можешь чувствовать в момент опасности, а таким, после которого ты не знаешь, как жить.

А еще казалось, что именно с этой секунды уже точно ничего нельзя будет вернуть. Жизнь перестанет быть прежней.

– О чем думаешь?

– Мне страшно.

– Это нормально.

Мама погладила меня по голове, поцеловала в висок, посмотрела в лицо. Она такая красивая, уверенная, сильная. Стильная стрижка, чуть заметные морщинки вокруг глаз. Наверняка она не одну глупую и беременную модель успокаивала.

– Давай сделаем так: ты сейчас умоешься, попытаешься хоть что-то съесть, а потом мы пойдем к одному прекрасному доктору.

– Хорошо.

– Точно?

– Да, мама, точно. И спасибо тебе.

– Спасибо мы скажем Алевтине, твоей бабуле, которая оказалась не такой бдительной.

Я поморщилась, представляя, как она будет причитать, говорить о приличии и поведении девушки. О том, что это клеймо на всю семью и жизнь, словно мы живем в восемнадцатом веке и мне одна дорога – в монастырь.

Милая женщина-гинеколог частной клиники с пышной копной черных как смоль волос долго меня осматривала, улыбнулась, а потом так быстро заговорила по-итальянски, что я совсем ничего не поняла.

Мама кивала, отвечала, женщина писала и снова говорила.

– Мама?

– Все в порядке, дорогая, беременность четыре-пять недель, но, чтоб знать точнее, надо сделать УЗИ.

– УЗИ?

– И сдать анализы.

– Анализы? Что-то не так?

А вот в тот момент я испугалась иначе, не за себя, за ребенка, которому всего пять недель. Было так необычно осознавать именно волнение, а потом уже любовь. Чувствовать, как она зарождается в тебе, и знать, что этот маленький комочек тебя не предаст. Он всегда будет рядом.

Я так благодарна своей семье за то, что помогли мне быть сильной, не отвернулись, не осудили и всего лишь два раза спросили, кто отец моего ребенка.

Не ответила.

Снова не смогла.

Не смогла рассказать все, что было, и главное – имя отца моего ребенка. Как я влюбилась в мужчину старше себя, и как, совсем потеряв гордость, отдалась в туалете для персонала на юбилее отца тому человеку, который уничтожил его.

Господи, до чего я мерзкая и жалкая.

Я должна ненавидеть мужчину, имени которого не могу произнести вслух, но это не так.

– Мама?

– Да, милая.

Мы быстро шли от клиники до агентства, во Флоренции стояла такая же жара, как и дома, только не летал тополиный пух.

– Я не хочу уезжать обратно.

– Тебя никто и не отпустит, ребенок родится здесь. Разве я могу доверить своего внука своей свекрови? Я хоть и была отвратительной матерью, но бабкой буду хорошей.

– Внука?

– Господи, Регина, ты уже начинаешь тормозить, как все беременные. Шевелись, должен приехать Маттео для отбора моделей для осенней коллекции, а эти курицы наверняка не готовы. Пошли быстрее, поможешь мне.