Эммануэль. Мадам как яблоко и мед - Эммануэль Арсан Страница 12

– А как же Элен? – Аурелии захотелось его подразнить.

Бутрос обнял ее за талию и высокопарно произнес:

– На этот счет у меня есть теория…

– Какая?

– Женская красота столь многолика, что мужчине следует попробовать все ее разновидности. Элен – Диана-охотница, этакая амазонка, резкая, своевольная, непокорная, я бы даже сказал, в какой-то степени мужественная… У мужчины возникает желание броситься к ее ногам, чтобы завоевать право обожать ее, восхищаться ею. А вы – совсем другое дело! У вас – ангельское личико и фигура индийской богини, ваша золотисто-медовая кожа и округлости, как у горячей булочки, вызывают аппетит… А я так голоден! Может, пойдем пообедаем?

Она любезно согласилась пойти с ними в «Санта-Лючию». Оркестр, состоящий из пенсионеров, играл «La vie en rose». Сидя на мягком диванчике в ресторане, Бутрос, Давид и Аурелия, зажатая между ними с двух сторон, опорожняли очередную бутылку водки, разбавляя ее индийским тоником и соком лайма. Первая бутылка уже лежала в ведерке с кубиками льда, донышком кверху. Они во все горло орали знакомые всем слова «La vie en rose», причем мужчинам особенно удавался припев.

Другие посетители «Санта-Лючии» оборачивались и бросали в их сторону осуждающие взгляды. Один ливанец даже встал, подошел к их столику и вежливо попросил не шуметь так громко, но, заметив в компании красивую девушку, от изумления открыл рот и выронил сигару. Бутрос по-отечески похлопал его по плечу и выпроводил восвояси, а Аурелия, спрятавшись за спиной Давида, прыснула со смеху. Давид встал, церемонно поклонился и пригласил ее танцевать. Она охотно последовала за ним на площадку, трепеща от радостного предвкушения, мурлыкая себе под нос: «Il est entré dans mon cœur, une part de bonheur…».

Она прижалась к груди музыканта, он обнял ее за талию. От мужчины приятно пахло бергамотом. Их бедра соприкасались в танце. Она склонила голову ему на плечо, он нежно касался губами ее ушка. Она млела от удовольствия.

Оркестр тем временем перешел на танго. Она на секунду отвернулась от Давида, чтобы скинуть туфельки и задвинуть их под стол, а когда повернулась, уже не Давид, а Бутрос протягивал к ней руки.

Он закручивал ее, опрокидывал навзничь, вертел, крутил во все стороны. Он так лихо танцевал, что от платья оторвалась верхняя пуговичка и залетела куда-то под стол. Ей пришлось опуститься на четвереньки, чтобы ее отыскать. С трудом нашла, обрадовалась и высоко подняла свою находку над головой, чтобы все увидели, но когда попыталась подняться, то поскользнулась на натертом воском полу танцплощадки. Ей стало так смешно! Ноги разъезжались, но чем больше она смеялась, тем меньше шансов у нее оставалось, чтобы встать на ноги.

Она так и сидела на полу, посередине танцплощадки, растрепанная, в платье наперекосяк, с расстегнутым лифом, из которого ее груди чуть не вываливались наружу, и хохотала как сумасшедшая.

Подошел Бутрос со стаканом водки и присел рядом с ней на корточки:

– Вот, пейте. Это приведет вас в чувство.

Она опрокинула стакан одним махом, выразительно икнула, обняла Бутроса за шею и с его помощью еле-еле приняла вертикальное положение.

Давид равнодушно наблюдал за ними со стороны, сидя за столиком на диванчике, и рассеянно улыбался. Когда они присоединились к нему, он вдруг посмотрел на часы:

– Так, мне уже пора! Настало время храбрецов. Бутрос, ты проводишь нашу даму?

– С превеликим удовольствием!

Давид наклонился и на прощанье запечатлел поцелуй на ее оголившемся плечике.

– Спокойной вам ночи…

Бутрос привез Аурелию в отель «Сесиль» и оставил свой серый «Ягуар» против входа. Он помог девушке выйти из машины и увлек ее в сторону Корниш, чтобы прогулка по набережной и свежий морской воздух отрезвили ее.

– О-ля-ля! Я так глупо себя вела!

Бутрос поднял к себе ее личико за подбородок и посмотрел прямо в глаза.

– А ведь хорошо повеселились, правда?

– Даже слишком, мне кажется.

Он уселся на каменный парапет, ограждавший набережную от моря, спиной к нему, и притянул девушку к себе.

– Никогда не бывает «слишком», Аурелия.

Он склонился к ее груди и поцеловал теплую ложбинку.

– Здесь вас никто не увидит и не осудит.

Его губы скользили вверх по ее шее, а руки тем временем спускались вниз, к ягодицам, стискивая их, прижимая к своему телу. Она не противилась, уткнувшись лицом в его плечо, закрыв глаза, приоткрыв рот. Где-то на уровне своего живота она ощущала, как твердеет и наливается его мужское достоинство, и в ответ сама стала крепче прижиматься к нему, чуть покачивая бедрами. У нее опять закружилась голова, и она с упоением отдалась его ласкам. В конце концов, тот или этот, какая разница… Ей так надоело спать одной в холодной постели.

Бутрос выпрямился и соскочил с парапета.

– Аурелия, мне кажется, вам пора спать.

– И где же?

– В вашем номере, моя прелесть, в вашей постельке.

Она обняла его за шею.

– И вы оставите меня в одиночестве?

– Да, моя прелесть.

– Но почему?

Она нетвердо держалась на ногах, и он на всякий случай придержал ее за локоть, чтобы девушка не упала.

– На этот счет у меня есть другая теория…

– Вот как? И какая же?

– Настоящий джентльмен не должен позволять себе пользоваться обстоятельствами и соблазнять даму, если она… как бы это выразиться… немного устала.

Он взял ее под руку.

– Пойдемте. Полиция не очень любит людей, которые шатаются ночью по улицам.

– Помнится, вы мне говорили, что вы выдающийся адвокат.

– Вот именно! Поэтому мне и не хочется, чтобы меня уличили в том, что я брожу по ночам по набережной в обнимку с прекрасными иностранками.

Аурелия зевнула во весь рот, забыв прикрыть его рукой.

– Но я не хочу спать!

– Нет, нет. Вам обязательно надо выспаться. Завтра вам рано вставать. Я повезу вас в Агами, на мой пляж…

Копт заехал за ней в девять утра, когда песок еще не раскалился под полуденным солнцем и вода не стала теплой, как в ванной.

Он ожидал ее за чашечкой черного кофе в баре отеля. Девушка вскоре спустилась, свеженькая, отдохнувшая, в голубом платье из тонкого ситца, в прекрасном настроении, предвкушая купание и приятное времяпрепровождение…

Аурелия чуточку расстроилась, что Давид не присоединился к их компании. А ведь она так надеялась на встречу, несмотря на то что накануне обиделась на него. Зачем он так неожиданно сбежал из «Санта-Лючии»? И что значит «Настало время храбрецов»? Он уступил ее Бутросу? Ну и ладно! Если бы тот только пожелал, она отдалась бы ему, не задумываясь. Он же сам нагадал ей по руке, что и для него найдется местечко в ее сердце. А Давид станет следующим. В этом она себе поклялась.