Алан. Скажи, что ты моя… - Иман Кальби Страница 13

Он сказал нам всего одну фразу, которуя я буду помнить всю жизнь- «Узнаю, что шлюхами стали- поубиваю»… Вот и весь завет отца, его наставление дочерям… Оценка всего пройденного на тот момент пути и напутствие на будущее… Сказал и ушел.

Глаза матери в тот вечер опять были пустыми и заплаканными. Больше своего отца ни я, ни Айза никогда не видели.

Я помню, что плакала в тот вечер. Сильно, задыхаясь. От обиды, от несправедливости… Было ощущение, что нас просто выпачкали в чем-то гадком, непотребном… Это его «шлюха» продолжало звенеть у меня в ушах, словно отпечатываясь на сознании клеймом… Айза меня утешала, как всегда, храбрилась, хотя было видно, что и ее вся эта ситуация выбила их колеи. Усмехалась и говорила, что подслушала, как он говорил с матерью- оказывается, приехал к ней только, чтобы стрельнуть денег на какую-то свою аферу. Заодно, видимо, решил и дочек воспитать уму-разуму…

–Да чем с таким отцом, лучше вообще без него! Зачем он нам нужен, Белка,– говорила она, вытирая мои слезы и сдерживая изо всех сил свои,– зачем нам вообще кто-то? Мы есть друг у друга…

Да, есть… Были… У меня была моя Айза… А потом ее не стало…

Я закрываю глаза- и картинка у меня пред глазами. Подробности, которые, возможно, так отчетливо выбились у меня в памяти, чтобы я тогда не сошла с ума… Словно отвлекали от сути происходившего… Нам по пятнадцать. Десятый класс. Конец учебного года. На улице уже буйно играет на деревьях зелень, подпевая шепотом веселому весеннему ветру. Помню, как треснувшими волдырями пузырилась побелка известкой на стенах нашего дома, помню, как трещало электричество, бегущее по черным венам-проводам над дорогой, помню, как кричал удод, и мне, как обычно, в этом его крике отчетливо слышалось пророчество- приговор – «худо-тут, худо-тут». Помню, как спустя всего несколько часов после того, как я подняла шум, что Айза пропала, к нам в двери громко постучалась соседка Вера Павловна… Этот ее стук, тревожный, отчаянный, горевестный, до сих пор у меня в ушах.

–Кристина!– закричала она, зовя мою мать, лежавшую в комнате и никак не реагировавшую до последнего на факт того, что Айза ушла со вчерашнего вечера и так и не появилась- ни дома, ни в школе,– нашли! Господи, нашли!– кричала она, всхлипывая,– в канале нашли… Господи…

Ее всхлипы перешли в вой… А потом я поняла, что это не она воет. Это я. Волком… Словно это была не я. Словно мой мозг еще ничего не успел понять, а душа уже все почувствовала и выла- выискивая свою пару, свою близняшку. Свою родственную душу… И не находила. Впервые в жизни не находила.

По официальной версии Айза утонула. Через месяц нам должно было исполниться по шестнадцать. Мне исполнилось. Ей-нет…

Наверное, с того самого дня мир для меня и окрасился в черные тона. При том, не только настоящее… Черная клякса стала планомерно растекаться по всем моим воспоминаниям из прошлого, лишь изредка оставляя мне небывалую роскошь- мысли о том, как мы смеялись вместе, как она меня поддерживала и всегда давала веру в будущее… Часто я просыпалась среди ночи, подходила к окну и смотрела в темноту и спрашивала ее- почему, почему она ушла? Как такая, как моя сестра, сильная, смелая, наполненная верой и оптимизмом, могла трусливо броситься в водяную бездну, отдав себя пустоте и забвению… Как могла бросить меня… Зная, что я без нее.. не смогу…

После того, как Айзы не стало, наша маленькая семья в составе меня и матери стала совсем нерукопожатной. Настолько, что в одиннадцатый класс я уже не ходила- меня так травили, дразня «самоубийцей» и так надо мной издевались, что даже сами учителя позволили мне перейти на домашнее образование. А еще вечерами вместе с Райкой ходили на ИЗО- учительница считала, что я очень хорошо рисую- сказала, что хочет со мной продолжать заниматься… Я была ей благодарна. Райке тоже. Она была рядом все это время. Единственная. Даже матери не было- она совсем ушла в свою пустоту… Только Райка. Учебу я закончила кое как. Приходила, сдавала контрольные и экзамены в неучебное время. Только на госэкзаменах пришлось появиться… Еле выдержала эти шепотки и усмешки в спину. Выпускной, конечно же, я манкировала…

Даже если бы и могла, не пошла бы… На тот момент Райка вынесла весь мозг на тему того, что в республике делать нечего- что нужно хватать ноги в руки и валить отсюда в столицу, устраивать свою жизнь… Так мы и поступили… Райка собиралась переезжать в Электросталь в их закрытую квартиру. На тот момент ее отец уже умер, жилье просто пустовало. Вера Павловна уже хворала. Ехать за дочерью сил и здоровья не было. Поэтому очень обрадовалась, когда та предложила мне ехать с ней. Вдвоем не страшно… Моей матери было плевать, перспектив в поселке не было никаких, все равно нужно было перебираться в город побольше… Что-то думать если не с учебой, так с работой… Так все и завертелось. Сейчас, смотря на то время со стороны, я прекрасно понимаю, что никогда бы не решилась на такой шаг сама. На рядом была Райка…

Когда вечерний поезд уносил нас с одним маленьким чемоданом от нашего городка прочь, ни я не скучала о том, что оставляю, ни по мне не скучали. Позади была только пустота- в глазах матери, которая даже на похоронах Айзы вела себя отрешенно и беэмоционально, а после вообще замкнулась в себе, во вселяющем чувство тоски и отчаянии крике удода «худо-тут», в непрерывном стрекоте электричества в проводах-венах… В моей душе…

Бэлла

В Электростали мы долго не задержались. Квартира Райки на поверку оказалась старенькой однушкой в обшарпанной хрущовке. Но проблема даже была не в ее состоянии. Мы сами-то не из князей родом и не из хором вышли. Вопрос был в том, что, судя по всему, к Райке это жилье уже не имело никакого отношения. По крайней мере, когда мы, наконец, доперли туда прямиком с вокзала на трех перекладных, выяснилось, что живет там сожительница покойного мужа Веры Павловны и в ус не дует.

Скандальная, нетрезвая бабенка не стала церемониться с двумя «сцыкухами», как она нас назвала- вместе со своим дружком-собутыльником тут же погнала взашеи из заплеванного подъезда. Еле ноги унесли тогда… Райка, конечно, шла к остановке и возмущалась, что сейчас же позвонит в полицию и разгонит эту шайку-лейку, но как-то ее голос звучал неуверенно и наигранно… Не знаю, что там за этим стояло- все-таки какая-то мутная история с документами на эту комнатушку, о чем подруга решила умолчать, или просто банальный страх перед теми, кто наглее и борзее… Короче, обещанного жилья у нас не было… Да и Райка не была Айзой, как бы я ни пыталась подсознательно найти себе нового сильного лидера рядом. Авантюристка, сумасбродка- да, но смелячка- едва ли…

–Да и что здесь делать, в этой дыре… -опасливо оглядывая по сторонам спальный район Электростали, вещала она в ожидании маршрутки до железнодорожной станции, – наша цель- Москва, Белка… Что время терять… Поехали, попытаем счастья там. Я на Ц**не (прим. портал для покупки и аренды жилья) уже вон загуглила несколько предложений по съёму комнаты. Мать дала мне тридцатку на первое время- что-нибудь да найдем, а там и работа подвалит…

Ни о какой учебе мы тогда еще не мечтали. Вернее, каждая, конечно, хотела бы получить достойную профессию, но на тот момент цели были более приземленные и насущные – заработать себе хотя бы на кусок хлеба и хоть как-то закрепиться в этом сумасшедше активном, сумасшедше красивом, сумасшедше жестоком городе. Москва обескураживает с первого взгляда. Своими темпами, своими масштабами, своим богатством, своими возможностями… Помню, как мы вышли на перроне Павелецкого вокзала, пробрались к выходу сквозь карканье ушлых таксистов и буквально ошпарились, как от кипятка, этой бурной энергетикой столицы. Шикарные машины быстро проносились по Садовому кольцу. С надменным пренебрежением на нас сверху смотрели окна дорогих домов центра, яркими витринами сверкали рестораны и салоны красоты, попасть в которые я тогда даже и не мечтала… Сколько таких голодных до хлеба, счастья и богатства девочек вышли точно так же из дверей Павелецкого вокзала за эти годы- и не сосчитать… Сколько нашли в Москве свое место, сколько здесь потеряли, сколько вернулись с разбитым сердцем и пустыми карманами восвояси, сколько не вернулись вообще…

Конец ознакомительного фрагмента