Душа ночи - Светлана Ледовская Страница 19

— Что они сделали, милая? — холодея от её боли, спросил я.

— Меня продали людям.

Я слышал о таких вещах. Пустые ведьмы не могли причинить вреда и их держали как…

— Я стала домашней зверушкой. Меня держали в клетке, — она прижалась ко мне теснее. Вспоминая каждый её шрам, я ненавидел всех, кто кромсал ее плоть. Все знают, что ведьмы хорошо регенерируют и страшно представить, как появились те шрамы. — Несколько раз я сбегала, но меня возвращали. Оказалось, что они вживили в меня маячок, здесь, — она указало на шрам, похожий на клеймо на плече. — И здесь же поставили метку владельца.

— Милая, — обняв её, я боялся вспугнуть то доверие, что дрожало между нами.

— Но однажды они купили других ведьм и привезли их всех в одно место, — Милана горько усмехнулась. — Так совпало, что это был особый день для каждой из нас. Нас было восемь. Испуганных, злых, потрёпанных и не надеящихся на спасенье. Но древняя магия взывала к нашей крови. И когда её капли упали на землю… кровь каждой из нас создала шабаш. Дикий, мощный и разрушающий. Знаешь, Валс, — девушка почти не дышала, — неспроста нас боятся и не зря открытие контролируют самые сильные представители Дома.

— Что было дальше?

— Каждый, кто касался нас горел. А потом и все, кто был рядом и дальше… в этом проклятом месте. Когда остались только мы… Половина из нас погибли в собственной силе, не совладав с ней, оставшиеся пожирали жизнь друг друга… Мы не могли совладать с собой…

— Милана…

— Я очнулась среди мертвых. Забравшая жизни истинных при открытии и проклятая этим.

— Ты не виновата… — начал я и замолчал под её полуночным взглядом.

— Ты ещё ничего не знаешь, — она грустно улыбнулась. — Я вернулась в свой Дом.

Напрасно я ждал следующих слов. Милана молчала, кусая губы. Мне хотелось её успокоить, сказать, что она не виновата и не могла иначе… Только я понимал, что эти слова не помогут ей забыть, как она стала проклятьем своего вида — мёртвой ведьмой, той которая выпила жизни из своих сородичей.

— Никого не осталось, — спустя вечность призналась она. — Я не могла остановиться и меня не смогли остановить. Великая мать Дома прокляла меня перед смертью. Она надрезала мою душу и теперь во мне живёт дух Аями.

— Что он такое? — спросил я, действительно испугавшись.

— Это часть души каждой ведьмы. Она запрятана глубоко и спаяна с нашей сущностью. У мертвой ведьмы слишком много способностей. Я могу брать любые силы, какие пожелаю, управлять природными стихиями, заимствовать у окружающих Других. Из-за этого я рискую стать добычей для Высших Других, — Милана продолжала чертить на моей груди узоры. — Владея мною, любой из них станет великим. Его сила возрастёт многократно и…

— Никто ведь не знает о том, что в тебе Аями? — она замерла и сжалась. — Милая?

— Духу найдётся хозяин. Однажды, когда дух перестанет подчиняться мне — найдёт… — впервые она проявила страх. Моя маленькая отважная ведьма, призналась во всём и не дрогнула до последнего, пока не сказала о хозяине. Она всегда стремилась оставаться свободной. Даже в моих объятьях, подчиняясь страсти и моим рукам, она мне не принадлежала.

Именно в этот момент я понял, что не посмею оставить её одну. Но что я мог? Смертный, слабый, с сердечной недостаточностью, которая оставляла мне… может месяцы, а в худшем случае — недели.

— Я буду рядом, — обещание отрезало мне путь назад.

— Это мне не поможет, — отчаянно призналась Милана. — Мне бы бежать от тебя подальше, — она прикусила мои пальцы на своих губах, — но ты что-то делаешь со мной.

— Что же?

— Не знаю, но с тобой я становлюсь неутомимой в постели. Наверно в тебе есть гены инкуба.

— Считаешь меня соблазнительным и шикарным? — вернул её же вопрос, заданный давно.

— Считаю, что ты мне дорог, — я нахмурился, ощутив горечь в её голосе. — Прости, я не смогу дать тебе больше…

— Ты уже дала мне всё, о чём я мечтал.

— Тело?

— Тепло, — возразил я. — С тобой мне не страшно умирать.

— Обычно говорят: "хочу прожить с тобой до старости".

— Ну, мы же с тобой необычные, — мне не хотелось обсуждать смерть. Только не с ней. С ней я хотел заниматься любовью, которую она упрямо именовала сексом.

— О чём ты думаешь? — девушка разгладила складку поперёк моего лба.

— Хочу видеть тебя на коленях, с моим членом во рту, — я знал, что она возбуждается от моих приказов, хотя не всегда их выполняет.

Через пару минут я уже не мог связно мыслить и готов был сам выполнить любую ее прихоть. Она была роскошна и горяча, умела ласкать меня языком так, что сердце замирало в груди. Буквально.

Париж омерзителен. Он пыльный, суетной и пахнет отчаянием. Наверно всему виною болезнь, но я возненавидел его с первой минуты, как сошёл с трапа самолёта. Милана же напротив, пританцовывала от нетерпения и с восторгом осматиравала улочки, церквушки и кафе. Рассеянно соглашаясь с ней во всём, я оставил её в баре и, едва сумев самостоятельно зайти в номер гостиницы, упал на кровать. Кожа покрылась липкой испариной, в глазах двоилось и руки тряслись. Я умирал. И если раньше я желал перед уходом найти её, свою неуловимую мечту, то теперь я хотел быть с ней. Так долго, как буду ей нужен. Это всё, что мне оставалось.

Моя девочка не замечала этих приступов. Мне везло и удалось вытащить её из лесного домика в этот ядовитый город. Главной моей целью была встреча с представителем Дома немёртвых. Я собирался заключить контракт.

Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Только те, кого, следуя вере в легенды, считали вампирами, могли помочь мне не уйти из этого мира. Как отреагирует Милана… Думать, что она предпочтёт меня гниющим в могиле, не хотелось.

Немёртвых не любили не только простые смертные, но и Другие. Немёртвым мог стать любой из Других, проявляя способности своего вида, но навсегда при этом терял возможность вернуться в свой Дом. Они становились недостаточно чистыми, их сторонились.

Шансы выжить были небольшими, но всё же выше тех, что давала мне сердечная недостаточность.

Милана сама была не простой и должна была меня понять… принять. Ведь нам было хорошо вместе. Мы жили в моём доме у горного озера и каждое утро она будила меня невесомыми поцелуями. Проснувшись, я плёлся на веранду, чтобы смотреть как она плавала в ледяной воде. Потом, отфыркиваясь и вздрагивая, она бежала обратно и завернувшись в плед, забиралась ко мне в объятья. Я любил эти моменты. Она робко заглядывала мне в глаза, ожидая поцелуя. Именно ждала моих прикосновений. И это грело мне душу. Она не говорила о любви. Мы оба не говорили. Я не решался спросить, боясь услышать… правду. И ведь точно знал, что она не станет мне лгать. Вернув ей ту самую монету, оставленную в первую нашу встречу, я боялся однажды найти её поутру на подоконнике.