В твоем плену - Елена Сотникова Страница 2

Смакуя ее эмоции: растерянность, страх, непонимание, я впился поцелуем в ее сочные губы, пахнущие карамелью и ванилью. От неожиданности, она не успела отреагировать и впустила мой язык в свой рот.

Такого удара адреналина в крови я давно не испытывал, когда стоял, прижимая в этом темном, убогом коридоре дешевой забегаловки, вжимая девчонку своим телом в стену, ощущая, как ее тело напряглось, словно струна. Сжимая мягкие, аппетитные ягодицы под платьем руками и, буквально, "пил" ее, наслаждаясь близостью столь желанного тела.

Мозги кипели, в паху мгновенно все окаменело, придя в боевую готовность, желая поскорее оказаться внутри нее, как неожиданно она смогла вырваться и щеку обожгла звонкая хлесткая пощечина.

В тот момент до меня не сразу дошло, что случилось, а когда секундами позже сознание вернулось, понял одно — девчонка подписала себе приговор!

Стереть ее в порошок, превратив в пыль, растереть между пальцев стало с того момента навязчивой идеей.

Я подавил желание придушить ее на месте, с трудом убеждая себя, что этим ничего на не добьюсь. Мне, если что и нужно было, так это полная ее капитуляция, моя безграничная власть над ней и добиться этого стало для меня целью!

Зачем было нужно провоцировать зверя, размахивая перед его носом красной тряпкой, когда последствия такой агрессии неизвестны? А она рискнула!

Смелая девочка! Такая нежная, хрупкая, фарфоровая на вид, даже не предполагала на что в тот момент сама себя обрекла!

И ведь меня не остановит ее внешний, беззащитный вид. Ее глаза, такие чистые, незамутненые, словно высшей пробы сапфир, в которых плескалось оскорбленное чувство достоинства, подстегнули хлеще любых слов. А чертовка попалась с коготками.

Потом долгие месяцы эти глаза преследовали меня во снах. И привкус карамели с ванилью на губах заставлял просыпаться с каменным стояком среди ночи, выть от неудовлетворенного желания, даже если накануне по полной развлекался с очередной красоткой.

Что-то зацепила девчонка во мне, что-то сидящее глубоко внутри, неподвластное самоконтролю, отчего я бесился и метался диким зверем.

Да, я хотел эту синеглазку, хотел гораздо сильнее любой согласной на все красотки, только вот дотянуться долгое время не мог и это медленно грызло меня изнутри, накручивало и заставляло действовать несвойственными мне методами.

Я знал, что рано или поздно, но добьюсь поставленной цели, не важно какими путями, только вот чем дольше это затягивалось, тем навязчивее становились мысли о ней.

Часто трахая в своей постели женщин, представлял на их месте эту хрупкую провинциалку с сапфировыми взглядом, а понимание того, что она скорей всего забыла меня, давно похоронив в закоулках памяти нашу встречу, вызывало неконтролируемое бешенство, заставляя драть любовниц до истеричных криков, рисуя в голове картины, где в тот момент нагибаю и насаживаю на себя ЕЁ, тараня со всей силы на полную длину члена.

В такие дни женщины уползали от меня на дрожащих ногах, всхлипывая и молясь, чтобы отпустил. Только мне и не нужны были они.

Мне нужна была одна-единственная, непонятно чем зацепившая меня сука с колдовским синим взглядом, въевшаяся под кожу без возможности вытравить ее оттуда.

И ведь жила себе спокойно где-то в своем захолустье, сама не осознавая, что стала дичайшей ломкой одного из сильнейшего миаро в этом мире!

Я так и уехал тогда ни с чем, увозя с собой чувство неудовлетворенности и внутренней злости на самого себя.

Девчонка, видимо, испугалась и больше на глаза мне не попадалась. Порасспрашивав у местных и оставив им в знак признательности хорошую сумму за информацию, я узнал, что звали ее Армила и на тот момент она еще не достигла совершеннолетия, что означало лишь одно — связываться с ней сейчас было нельзя.

Законы нашего государства охраняли женщин от посягательств до этого важного момента очень строго. Обесчестив девушку не достигшую двадцати лет, пусть хоть самого низшего и бедного рода, даже миаро грозила жестокая расправа, вплоть до потери статуса и состояния!

Я все это понимал, но смириться оказалось сложнее. Стоило немного подождать, чтобы удовлетворить своего внутреннего зверя, который проснулся и скалился, пуская слюну при воспоминании о нежном теле девчонки и ее сочных губах.

Но и здесь был плюс — девочка наверняка была еще невинна. Чистая, не познавшая порочной ласки мужских рук.

Понимание этого бальзамом ложилось на мое задетое самолюбие. Я подожду. Но не надейся, что забуду. Оскорбление миаро карается кровью, в твоем случае, надеюсь, это будет девственная кровь!

— Мила, какая же ты красивая! Родись ты миаро, смогла бы побороться за сердце наследника! — вздохнула мама, поправляя непокорный локон в моей прическе.

Никогда за эти годы не разглядывала, не любовалась собой, глядя в зеркало, считая свою внешность заурядной и незаметной. Да и времени на это особо не было.

Отец с матерью держали таверну, а я как старший ребенок была главная помощница в семье.

Сейчас же стояла пораженная собственной красотой и изяществом, вглядываясь в зеркальное отражение, словно видела себя впервые и не могла поверить! На меня смотрела шикарная красавица в длинном бирюзовом платье из тончайшей ткани, которая обтягивала лиф и талию, а внизу, начиная от бедер, свободно струилась до самого пола.

Часть волос убрана в высокую прическу и заколота модными шпильками, а часть мягкими локонами ложилась на плечи и спину. И я вроде, и в тоже время не я!

— Она — наша гордость! — с мягкой улыбкой добавил отец, незаметно подошедший сзади и сейчас обнимающий маму за плечи.

Мне почудилась легкая грусть в его интонации и во взгляде, как впрочем, и всегда. Я нередко замечала печаль в глазах отца, когда он смотрел на меня, и которую тщательно пытался скрыть, если чувствовал, что я перехватила его взгляд. О чем он думал в такие моменты? Чего опасался?

Мне проще было списывать это на то, что отец переживал за меня и боялся, чтобы в будущем меня не постигла участь акхе — женщин, которые по тем или иным причинам продавали себя высокородным или, если повезет, даже миаро, в сексуальное рабство.

В некоторых семьях девочек с детства растили с установкой, что акхе — это почетно, это возможность удачно устроиться в жизни и помочь при этом материально своей родне, ведь при обращении в акхе ее семья получала круглую сумму денег, на которую могла не нуждаясь жить долгое время.

Подписать договор девушка могла только после наступления совершеннолетия и добровольно.

Я никогда не понимала их: как можно лишить себя в будущем возможности завести семью, детей, ведь такие девушки обязательно проходили унизительную процедуру стерилизации, после которой они гарантированно не могли иметь детей, и их хозяева уже не волновались о возможности появления нежеланных наследников от безродной матери!