Она моя - Елена Тодорова Страница 2

Резко разжимаю пальцы. И ее рука так же стремительно опадает вниз.

Суетливо растирая запястье, Катерина больше не совершает попыток ускользнуть. Продолжаю смотреть в бушующие эмоциями ореховые глаза, и, как ни глушу, всплывает ее горячее и отчаянное: «Что ты наделал? Я в тебя влюбилась».

Предполагал, конечно. Можно сказать, чувствовал. И намеренно довел ее до этого осознания. Зачем? На этот вопрос полностью правдивого ответа так и не нашел. Вроде как действовал с определённым расчетом. Но это ведь не все. Далеко не все.

И стоило Кате оформить свои чувства в слова, мой устойчивый мир пошатнулся. Весь гребаный шар сорвался с орбиты и полетел кубарем.

Никогда в жизни с такой силой не припечатывало.

Никогда в жизни не доводилось ломаться перед обстоятельствами.

Никогда в жизни не думал, что самым опасным противником может оказаться женщина.

А повидал ведь немало. Предпочитаю нокаутирующие удары. Любой контрманевр против себя на первых секундах останавливаю. Но с Катей… Прилетела такая отдача, третий день пытаюсь остановить и подавить.

Успешно.

— Ты, я так понимаю, не ужинала?

Решая дать ей, и себе заодно, пространство, ухожу в кухонную зону.

— Я не голодная, — выпаливает девчонка слишком яростно для простой констатации.

Я спокойно вынимаю из холодильника мясной рулет, сыр и колбасную нарезку в вакууме. Из бара достаю бутылку красного вина. Царевна тотчас настороженно замирает.

Поймав ее прищуренный взгляд, сухо информирую:

— Голодать мне назло не обязательно.

Вгоняя штопор, боковым зрением привычно держу ее на контроле.

— А выводить меня обязательно? Таи-и-и-р-р!

— Рычи, Катенька, рычи, — проговариваю весьма мрачно, ибо отзывается во мне это ее давнее поддразнивание. Выдернув пробку, продолжаю ровным обезличенным тоном. — Ты мне живьем нужна. С эмоциями. Мертвой бесполезна.

— Я. Сейчас. Взорвусь, — сообщает с нажимом и резкими расстановками. — Так ты меня бесишь… Не пережить это! Не пережить!

Не знаю, как и почему это происходит. Подобный механизм мне попросту не знаком. Осознаю, что смеюсь, когда клокочущая вибрация проходит через грудь, продирает горло и оседает коротким хрипловатым тоном в ушах.

— Выдыхай, Катенька, выдыхай.

Она вместо этого распахивает широко глаза и цепенеет, словно на нее несется локомотив.

— Гордей…

Вот только нытья мне сейчас не хватало. В груди сходу все стынет.

— Катя…

Будто почувствовав, что ничего хорошего ей не скажу, перебивает, налетая с вопросами, которые я порядком утомился слушать.

— Что именно от меня требуется? Почему ты говоришь, что я нужна тебе? Чего добиваешься?

— Все, что от тебя требуется на данном этапе — дальше продолжать играть роль моей жены и сопровождать меня на различных мероприятиях. Неукоснительно выполнять все, что я говорю.

— Но зачем? Какой во всем этом смысл??? Чем ты занимаешься? Это… Ты работаешь против папы?

— Этого я тебе рассказать не могу. Когда-нибудь ты все узнаешь.

— Когда? Почему не сейчас? Как я после всего могу продолжать тут находиться? Как???

— Когда-нибудь ты все узнаешь, — повторяю с нажимом. — А сейчас сядь и поешь, — еще сильнее сгущая тон, давлю практически беспощадно. — Если не хочешь, чтобы я тебя силой кормил.

— Никогда не думала, что ты такой…

— Какой?

— Жестокий. После того, как я тебе сказала, что влю… — не договаривает, но у меня внутри сходу процесс кипения запускается.

«Что ты наделал? Я в тебя влюбилась…»

Рвется все одним стремительным потоком по груди. Ударяет в голову. На какой-то краткий миг оглушает и ослепляет, лишает привычных ориентиров.

— Знаешь, забудь! Неправда это! Я ошиблась. На эмоциях показалось! А так… Ничего нет! Я тебя наоборот… Я тебя ненавижу!

Сцепляя зубы, намеренно отвожу взгляд.

С каких пор мне, блядь, чтобы продолжить разговор, требуется переводить дыхание?

— Сядь за стол, Катя.

— Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Понял, о чем я?

— Понял, — каждое слово сейчас горло скребет, будто наждаком.

— Отлично! — приземляя свою задницу на стул, мелкая зараза имеет смелость улыбаться. Подхватывая ломтик сыра, взвинченным тоном разглагольствует: — Смею предположить, эти чертовы европейские каникулы будут худшим воспоминанием в моей жизни! Если ты меня не отпустишь, я тебя…

— Определенно, отпечатаются, — желая остудить ее, вновь звучу жестко и угрожающе.

— О, поверь, Гордей, ты меня тоже никогда не забудешь!

Катерина

Утром следующего дня долго делаю вид, что сплю. Учитывая мою природную активность, дается это крайне сложно. И все же нет никакого желания встречаться с Тарским. Хватает того, что приходится спать с ним в одной кровати. Он меня не трогает. Но сама по себе эта близость смущает как никогда сильно.

Только Таир уходит, на вахту заступает мисс Совершенство — Элиза Бах. Я хоть в последнее время и сбавила обороты своей неприязни к ней, сегодня не настроена контактировать. Да и не обязана после всего, в статусе пленницы, любезничать.

— Ты могла бы попросить Тарского меня отпустить.

— И зачем мне это нужно? — приторно улыбается блондинка.

— Затем, что ты, дурочка, в него безнадежно влюблена. А он спит со мной.

По милому личику девушки мимолетно пробегает тень, но она весьма быстро возвращает себе самообладание.

— В этом нет ничего особенного. Ты — часть его работы.

К горлу подступает горечь, но я делаю над собой усилие, чтобы рассмеяться.

— Сама понимаешь, как это звучит?

Сейчас, когда я страдаю, мне вдруг очень сильно хочется вывернуть ее наизнанку. Возможно, в лице Элизы я лишь восполняю эмоциональный баланс. Ведь сам Тарский с того вечера, как поцеловал меня, со всех сторон закрылся.

Однако и с суперблонди мне это не удается. Несмотря на мелькнувшее в ее глазах сомнение, она буквально сражает меня снисходительно-жалостливой улыбкой.

— Ты слишком юная, чрезвычайно импульсивная и чересчур наивная, Катя. Гордею такие не по душе. Поверь мне на слово. Я знаю его очень много лет.

— И сколько же? — наплевав на вызванную ее словами боль, пытаюсь хоть какую-то пользу поиметь. — Конкретнее скажешь? Или так болтаешь, лишь бы говорить?

— Мы вместе выросли.