Интимные записки английского денди эпохи короля Эдуарда - Руперт Маунтджой Страница 2

Авторы, подобные Руперту Маунтджою, твёрдо противопоставляли себя распространённому мнению, что сексуальность — это та область человеческой жизни, которая должна жёстко контролироваться правящим истеблишментом. Прекрасно, что его записки дошли до наших дней и вновь издаются почти сто лет спустя после их появления на свет, чтобы познакомить нас с нетрадиционным, лишённым всякой предвзятости взглядом на манеры и нравы давно ушедшей эпохи.

Уорвик Джексон, Бирмингем, Февраль 1992 г.

Я знаю, что юность прошла,

Что первые опыты — позади,

Но я вновь возвращаюсь туда,

Где столь бурными были они.

Руперт Маунтджой Лондон, Сентябрь 1913 г.

Вряд ли нужно приносить какие-то извинения — впрочем, я и не собираюсь этого делать — за то, что я решил опубликовать свои откровенные, не тронутые рукой цензора мемуары. Да и почему я не могу опубликовать свой дневник? Он вполне может представлять интерес как для нынешнего, так и для будущего поколения читателей, ведь на его страницах можно встретиться с очень многими знаменитыми людьми. Однако я сразу же хочу предупредить вас, что я сознательно изменил некоторые имена и названия, а также опустил ряд событий, поскольку я меньше всего хотел смутить или хуже того — оскорбить чувства какой-нибудь дамы. И абсолютно не важно, горничная ли это или великосветская львица, которая представляет собой гордость высшего света.

Дорогой читатель, я нисколько не сомневаюсь, что ты оценишь мою щепетильность. С другой стороны, я хочу ещё раз подчеркнуть один очень важный факт (а я неоднократно делал это в разговорах со своими друзьями, выискивая в бездонных недрах своей памяти самые знаменательные события и выстраивая их в хронологическом порядке). Я имею в виду то, что все джентльмены, чьи имена упоминаются в моих мемуарах, с радостью дали мне разрешение на это. Через своих знакомых я получил несколько писем от лиц обоего пола, которые обрадовались, услышав об этом моём проекте. И это несмотря на то, что я предупредил их о своём намерении откровенно и открыто написать о событиях недавнего прошлого. Они даже настойчиво просили меня всенепременно упомянуть их имена в моем дневнике и, не смущаясь, напоминали мне о весёленьких деньках, проведённых нами в Сент Лайонелз, и разнообразных, зачастую экзотических удовольствиях, которые состоятельные джентльмены получали в Белгравии и Мейфейре. А ведь это были самые любимые места тех, чей главный интерес состоял в нежной науке любви. Ваш покорный слуга, без сомнения, принадлежит к их числу.

Завершая своё краткое вступление, я хочу сердечно поблагодарить всех тех, кто оказал мне помощь в написании этой книги, которая, как сказал мой дорогой друг Гарри Праис-Бейли, является «самой пикантной из всех книг о страстных поцелуях, жарких объятиях и плотских утехах, которые я только имел удовольствие читать».

Так что не откладывая дела в долгий ящик, давайте перевернём листки календаря назад и остановимся на лете 1898 года, когда я, пятнадцатилетний недоросль, жил со своими родителями в нашем родовом поместье Альбион Тауэре, расположенном недалеко от маленькой сонной деревушки Уортон, что на краю Кнаресборского леса в Йоркшире. Вряд ли в Британии найдётся ещё много столь же живописных и интересных уголков, как этот. Здесь буквально на каждом шагу можно найти что-то примечательное: это и болота, где здорово ездить на велосипеде, это и луга и перелески, где несут свои воды небольшие, но быстрые речушки, а также и развалины замков, монастырей и старинных построек, это прекрасные строения, ещё почти не тронутые временем.

Именно поэтому мой отец, полковник Гарольд Элтон Фортекью Маунтджой, с таким удовольствием вернулся домой после длительной службы на Северо-Западной границе Индии. Ведь Йоркшир обладает особой притягательностью для всех, кто любит всякого рода физические упражнения на воздухе, а уж воздух здесь не имеет себе равных во всей Англии. Так вот мои родители и проводили время: отец смотрел за поместьем и при любой возможности ездил поохотиться, порыбачить и пострелять, а мама проводила время в обществе дам из лучших семейств графства. Поскольку на удивление мало у кого в поместьях был телефон и все переписывались, матушка всё время писала кому-нибудь письма, пересказывая в них все светские новости от званных обедов до поездок в Хэррогейт вместе с леди Скагерс, преподобной миссисс Бути другими своими близкими подругами. Однако мы были счастливым исключением: телефон у нас был, поскольку мой отец хоть временами и бывал старым ворчливым консерватором, но всегда живо интересовался всеми научными открытиями и был одним из первых обладателей камеры Люмьера, на которую можно было снимать движущиеся объекты.

Мы вернулись из Индии четыре года назад, оставив там мою старшую сестру Барбару, которая и сейчас живёт в Нью-Дели вместе со своим мужем лордом Лисни, заместителем губернатора Северо-Восточных территорий. Таким образом, я оказался единственным ребёнком в семье, но чувство одиночества почти меня не посещало. В доме и в ближайшей округе у меня не было приятелей моего возраста, но это меня мало волновало. Дома я находился только во время школьных каникул, поскольку я учился в старой школе при колледже Сент Лайонелз для отпрысков местного дворянства, которая находилась далеко к югу от нашего графства в Сассексе. Там я познакомился со многими моими ровесниками, в том числе с Гарри Прайс-Бейли, Терренсом Блэкером, Клайвом Аллингхэмом и Фрэнком Фолкестоуном, остававшимися на всю жизнь моими друзьями. Во время каникул мы частенько гостили друг у друга, а поскольку матушка всегда была рада принимать моих школьных товарищей, то почти всегда у нас находился кто-то из моих друзей.

Тем не менее я начну своё путешествие по волнам моей памяти именно с того дня, когда на редкость никто из моих приятелей у нас не гостил. Это было чудесным утром в начале июля 1898 года, я с нетерпением ждал приезда в Альбион Тауэре моего близкого приятеля Фрэнка Фолкестоуна. Первую неделю летних каникул он провел у своих родителей в Сент Джонз Вуде, а затем должен был поездом доехать до Хэррогейта, где мы с отцом планировали встретить его. Однако всё обернулось совсем не так: обещавший быть удачным день начался с получения записки от леди Фолкестоун. Она сообщала, что Фрэнк сильно простудился, и его приезд откладывается на сутки.

— Ну, это же только один день, Руперт, — сказала матушка, пытаясь как-то поднять мне настроение. — Погода вроде хорошая, так что, почему бы тебе не пойти на улицу? Может, ты присоединишься к отцу и преподобному Хатчисону? Они сейчас рыбачат на земле мистера Кли. Я попрошу миссис Рэндалл собрать тебе завтрак, да и удочку, пожалуй, тоже прихвати!

Я отказался идти рыбачить: у меня никогда не хватало терпения дождаться того заветного мгновения, когда рыба наконец-то соизволит схватить наживку. Но сама идея провести весь день вне дома мне понравилась. Мне пришла в голову, на мой взгляд, неплохая идея: мистер Питчер, наш преподаватель естествознания, дал нашему классу задание начать собирать птичьи яйца, [1]и я решил, что этот день вполне подходит для того, чтобы заняться этим. Я сказал об этом матушке, попросив, чтобы миссис Рэндалл приготовила для меня пару сэндвичей с ростбифом и бутылочку эля, и пошёл наверх переодеться. Погода была необычно тёплая, впереди у меня — велосипедная прогулка по Кнаресборо Вудз, поэтому я решил одеться полегче: в футболку и шорты.