Грех - Патрисия дель Рока Страница 2

Но интуиция подсказывает, что он может любить только так. Насилуя, жестоко, до боли и крови, до синяков и царапин. Наслаждаясь криками, мольбами и слезами жертвы. Только так – и никак иначе!

Закончив свое грязное дело, он отошел, насмешливо рассматривая поверженное ниц тело, почти превращенное в грязную тряпку.

Рите часто снится этот взгляд.

– И что мне с тобой теперь делать? Может, убить? У меня в кармане нож. Ношу на всякий случай, знаешь ли. Но, пожалуй, я оставлю тебе жизнь. Мне нравится думать, что ты до конца своих дней будешь видеть меня в своих кошмарных снах!

Мужчина хмыкает и уходит, медленно, вразвалочку, словно после обычной прогулки.

«Газовый баллончик! У меня где-то он был!» – бьется в голове настойчивая мысль, которая пересиливает боль и стыд. И почему она оставила сумку возле забора?

Мозг радостно ухватывается за цель, лишь бы не вспоминать, не переживать заново весь этот кошмар. Она ползет к своей сумочке и начинает лихорадочно в ней рыться.

Она слышит шаги – ОН возвращается! Наверное, все-таки решил, что безопаснее – убить. Нет, потому что ему НРАВИТСЯ убивать. Особенно, когда перед ним – беззащитная жертва.

Она рыдает, вытряхивая все содержимое сумочки на траву. Наконец, в дрожащих руках оказывается баллончик. Так сложно вспомнить, как он работает, повернуть его в нужную сторону, положить палец на специальный выступ-кнопочку.

И девушке удается обезвредить противника, и, пока он, ругаясь, протирает глаза, побежать изо всех сил, теряя вьетнамки, задыхаясь от сильного бега, почти теряя сознание.

И вот уже она – совершенно голая и грязная, в крови, грязи и сперме – посреди гостиной. Мама устроила званный ужин, пригласив к столу самых почетных гостей, старых друзей дома. К своему ужасу, словно сквозь пелену тумана, Рита Свои видит, что за столом, кроме отца и матери, сидит подруга матери, уже немолодая Мишель Браун и… Антуан де Вилл, уже немолодой, с седеющими длинными волосами, мужчина, который уже много лет был другом-покровителем их семьи. Она всегда немного робела в его присутствии: как же, директор частной школы для «избранных», куда берут лишь детей очень состоятельных англичан.

У всех шок. Из опрокинутых бокалов плавно вытекает вино… как темно-красная кровь. Ее мать – стройная шатенка – страшно бледнеет и близка к обмороку. У отца появляется совершенно страдальческое выражение, глаза наполняются ужасом, недоумением и болью. Мишель вытаращила глаза, застыв с поднятой кверху вилкой, на которой нанизан кусок мяса.

Антуан сориентировался первым. Резво вскочил с места и кинулся к шторе, сорвал ее с окна и бросился к Рите, обернув вокруг нее тяжелую атласную ткань. Ее трясет от новых рыданий, унижения и стыда.

В какой-то момент приходит в голову мысль, что лучше б ее убил тот страшный незнакомец.

– Тише, девочка, тише! – мужчина осторожно гладит ее по волосам. И ей почему-то не противно, хотя ее снова касается мужчина. Она приникает к нему всем телом, дрожа словно от озноба.

Мужчина не отстраняется, хотя ему, наверное, очень неловко, так как ее грудь выпирает из ткани, рвется наружу, вжимается в его худую грудную клетку.

Она снова плачет, уткнувшись лицом в его плечо.

– Мишель, ее нужно вымыть. А потом съезди к мадам Жастине – моему личному врачу. Думаю, в больницу обращаться не стоит, не так ли, Ролан? – обращается он к ее отцу.

– О, Боже, что случилось? Что сделали с моей доченькой?! – рыдает ее мать-красавица, бывшая ученица де Вилла.

Рита еще сильнее вжимается в теплое, такое уютное тело уже немолодого человека. Рита почему-то чувствует себя в безопасности. Ей тепло и спокойно, словно в коконе из теплых одеял.

– Не кричи, Мэри! – глухим, сорванным голосом командует отец. – Не усугубляй ситуацию. Но я хочу знать, КТО это сделал!!! А все из-за твоего нездорового любопытства, Рита! Вечно ты лезешь во всякие опасные места!

– Перестань говорить глупости, Ролан! – голос Антуана звучит неожиданно сурово и непреклонно. – Не надо внушать ей чувство вины! Ей и так изрядно досталось, – в его голосе звучит жалость и боль. Он крепче прижимает ее к себе, тихонечко поглаживая по волосам и спине. – Все прошло, детка, все уже прошло!

… Следующие несколько часов стали адом. Мишель с мадам Жастиной кудахтают над ней, как наседки над раненым цыпленком. Ее бережно отмывают в душе, затем смазывают какими-то мазями, заставляют выпить какую-то гадость. Ей становится лучше, но только телесно. И совсем плохо – душевно.

Сон. Это был еще один кошмар. Прошлое никак не желало ее отпускать из своей паутины. Рита Свои, довольно известная репортерша, очаровательный корреспондент довольно гламурного журнала «Женские штучки», встала с кровати и, шатаясь, отправилась на кухню. Отточенными движениями, отрепетированными годами – не одного лишнего жеста, – приготовила себе успокаивающий чай. Села на удобный стул и уставилась в окно, превращенное ночью в зеркало. Мягкий свет светящегося шара, прикрепленного на потолке, подчеркивал тонкие черты красивого лица и длинные ноги. Ночная рубашка мягко струилась вдоль стройного тела.

Женщина обхватила изящными, тонкими пальцами с длинными ногтями, выкрашенными в алый цвет, чашку тонкого фарфора и немного отпила, пытаясь отогнать ночные кошмары. Она поправила несколько пышных прядей, спускающихся на лицо.

Пытаясь забыть, сосредоточиться на том, что она имела. На своей славе, пусть и скандальной, красивой внешности – ей всего двадцать четыре года, самый расцвет, уютном особняке на окраине Лондона, значительном счете в банке.

Но… слишком многое надо было забыть. И то, чего она добилась, не могло перекрыть всех ужасов, которые она пережила.

Воспоминания снова накатили. Как волны, разрушающие города. Она не могла бороться с призраками прошлого.

И женщина смаковала их вместе с глотками чуть терпковатого, горького чая.

… В больничном крыле частной школы «Дауэртс» тихо, ведь сейчас каникулы.

«И никто никогда не узнает о моем позоре!» – пытается хоть как-то утешить себя девушка. Ее раздражали оханья и аханья мадам Жастины и Мишель Браун. Женщины вели себя так, словно ее жизнь окончена. Будто она уже никогда не сможет стать прежней.

По ее просьбе никто не сообщил в полицию о случившемся. Она не хотела, чтобы кто-нибудь смаковал ее боль. К тому же… они все равно бы не смогли ей помочь. Ей не хотелось проходить через унижения допросов, а, тем более, суда. Чтобы ее фотография появилась в газете?!! И оборвала ее карьеру навсегда? Она всегда мечтала стать известной, скандальной журналисткой, как ее мама, Мэри Вэллоу, в свое время работающая на телеканале «Мэджик Фэрроу». Довольно давно, еще до ее рождения и даже зачатия, Рита это знала, мама была очень известным скандальным репортером. И ее очень даже ценили на телеканале.