Альтер Эго. Московские Звезды - Иван Вересов Страница 20

3) ломать подъем (балетный жаргон) — тянуть стопу, нарабатывая, таким образом, высокий подъем. Обычно это делают, засунув ноги под диван или батарею. Достаточно болезненная, но действенная процедура.

4) коврик — комплекс упражнений для подготовительных и начальных классов Вагановского училища. На укрепление мышц, выворотность и подъем.

5) Рыбка, стульчик — балетный сленг, название поддержек.

Черный Лебедь

Эта встреча произошла незадолго до отъезда Кати и Сергея в Москву. Уже было сделано невозможное — за полмесяца собрана конкурсная программа. Споры, сомнения, неуверенность остались позади, а впереди ждали Россия и сцена Большого театра.

Последнюю неделю репетиционный класс для всех участников авантюрного проекта Максима уподобился космическому кораблю, где члены экипажа в замкнутом пространстве ни на секунду не теряют друг друга из вида. Они общаются так тесно, что малейшая нестыковка в отношениях может породить скандал.

По мере приближения последнего дня репетиций обстановка накалялась и накалялась, это с трудом выдерживали даже мсье Поль и Виктория, но Кэтрин и Сергей не поругались ни разу.

С утра до вечера они фанатично отрабатывали программу в репетиционном зале. Не возвращались в дом для гостей, оставались прямо в Школе, для них освободили просторную комнату. После душа они там ужинали и проваливались в сон, а наутро снова становились к палке, и все повторялось.

Время перестало существовать, оно растянулось, и непонятно было, какое сегодня число и перешел ли уже день в ночь. Только звуки рояля. Стопы чувствуют пол, а руки — воздух. И преодоление земного притяжения — прыжок… полет…

Но техника — не главное, тело давно послушно, и поиск совершенства перешел на новую ступень познания чувств. Любовь разная по силе страсти, по эмоциям. Первая — у Маши и Щелкунчика, последняя — у Жизели и Альберта. А между ними горячая, бьющая через край в «Пламени Парижа», возвышенно неземная у Поэта и Музы в «Шопениане», сказочная у Флорины и Голубой птицы, запредельно чувственная у Медоры и Солора в «Корсаре».

Адажио, вариации, вариации адажио, вместе и по очереди, вполноги и во всю силу, поддержки, прыжки… Перерыв, когда без сил валились на пол или, превозмогая боль, терпели манипуляции массажиста — и все заново.

Катя и Сергей стали одним целым, они ощущали друг друга даже без прикосновений, на расстоянии руки, на трех шагах, на всей диагонали при подходе к поддержке. И приходила радость! Эйфория, ни с чем не сравнимое пьянящее чувство близости в танце. Оно было сильнее, ярче, глубже, чем физическая любовь. Сергей и Катя снимали барьеры реальности, полностью отдавались пленительной близости.

Это трогало зрителей до слез, даже умудренный жизнью мсье Поль восклицал:

— Вот! Они делают правильно! В этом вся суть балета! Не техника ради техники… Только так! Душа, душа наизнанку! И чтобы в Москве было также.

***

А в тот день они начали репетировать сами, даже Стасик почему-то не пришел. Катя и Сергей сосредоточенно разминались в тишине. Сегодня хотели еще пройти «Пламя Парижа». Об этом Pas de deux Виктория и Мсье Поль бесконечно спорили. С одной стороны, на Конкурсе пара должна показаться с разных сторон, а Маша, Флорина, Роза из «Фестиваля Цветов», даже Медора — одноплановые партии. Особняком стояла «Жизель», о ней Виктуся тоже сомневалась, говорила — рано показывать, но потом согласилась. За «Пламя Парижа» спорила с пеной у рта.

— Хуже только «Дон Кихот», — горячилась она, а это совсем было несвойственно сдержанной и мягкой Виктории.

— Нет, пусть танцуют это! — упирался мсье Поль.

— Почему не «Бабочку»? Это стопроцентно их номер! — не уступала Вика.

— Потому, что «Шопениана» и «Бабочка» одно и то же! — хлопал себя по бокам мсье Поль.

— Не одно!

— Пусть танцуют, что хотят, но я тогда умываю руки!

Кончилось тем, что «Бабочку» тоже попробовали, и она так понравилась Кате, что к мнению Поля прибавилось и ее. Но потом все-таки решили «Пламя Парижа», ради эффектных вариаций Сергея. С этим доводом согласились все.

— «Бабочка» это не pas de deux и никогда не была им. Большое adagio и только, — примирительно объяснял Виктории мсье Поль.

Но в «Пламени Парижа» получалось не все, Кате не хватало форса, огня. Смелость ее была технична, не такая, как в «Вешних водах», и это сразу вылезало наружу в сравнении с остальными номерами.

— Ну не революционерка я! — оправдывалась Кэтрин. — Не умею флагом махать.

— Да все хорошо, Катюша, все получается, — успокаивал Сергей, хоть и не получалось. Начиная с антре — не получалось.

— Ладно, станцуем чисто и все, не понимаю я этой Жанны на баррикадах.

— И не пошла бы? На баррикады? — Сергей растягивался у палки, а Катя сидела на шпагате и наклонялась вперед.

— Не пошла бы, потому что…

Она не закончила фразу — в дверь постучали, но не вошли.

— Наверно, Стасик, вечно он… — Сергей пошел к двери, широко раскрыл ее и до смерти напугал девочку из старшего класса Виктории.

— Извините, — залепетала она, делая реверанс и не решаясь взглянуть на Сергея, который сразу, как появился в «Черном Тюльпане», стал предметом воздыханий всех старшеклассниц, — Фрау Ингрид просила вас с Екатериной перейти в большой зал.

— Почему? — Катя поднялась, сняла с палки пуховый платок, завернулась в ажурную ткань. — И пианист там?

— Все там, фройлен Кэтрин, — с Катей девочка говорила посмелее, — весь класс и Максим Дмитриевич, и мсье Поль. Эгле Каменская приехала! Сейчас с девочками разговаривает. Фрау Ингрид очень-очень просит вас прийти, — девочка снова сделала реверанс.

Катя вспомнила, как ее зовут, и улыбнулась:

— Хорошо, Мишель, беги и скажи, что мы сейчас придем, я только юбку возьму в раздевалке.

Девочка кивнула и побежала по коридору, частые легкие шаги быстро удалялись и затихли. Сергей закрыл дверь.

— Не хочется мне идти к ним, — сказал он.

— Придется, — Катя достала из рюкзачка ключ от шкафчика, — Эгле не та, кому можно отказать.

— А что она тут забыла?

— Иногда останавливается у нас, бывает, и на неделю, если во дворце танцует. Королеве нравится, она часто Эгле приглашает. Когда я в средней группе была, Каменская нам мастер-класс давала, из России еще приезжала. Теперь ее из Большого уволили, она с мужем то в Неаполе живет, то в Мюнхене. Он фотограф с мировым именем, снимает для домов высокой моды.

— Так и сидела бы в Неаполе.

— Ну, ты чего ворчишь? Она ведь в жюри конкурса будет! Да и вообще, человек-легенда, ты с ней не знаком?

— Нет.