Беременна от двоих - Дарья Десса Страница 3

Парни движутся во мне, как два мощных поршня. Коля гладит меня по рукам, проводя от запястий к плечам, проводит по шее, спускается на грудь… Мурашки бегут не переставая, я уже совсем плохо соображаю, но знаю одно: такое у меня впервые, хотя партнеров было предостаточно. Я точно не считала, на втором десятке сбилась. Но эти ребятки своё дело знают очень хорошо, поскольку их движения синхронны, как у двух спортсменов – прыгунов с трамплина. Там тоже надо вот так, одинаково практически, совершать развороты в воздухе, а потом входит в воду.

Они не спешат, они не лезут глубже, чем того требуют мои дырочки. Я полностью расслабилась, чтобы мальчикам было максимально комфортно во мне. Мише – особенно, ведь если зажаться, то, как мне сказал один парень после анала (я тогда была не слишком опытна) – «было ощущение, что у тебя там внутри рука, и она меня схватила за член». 

– Женька, твою мать, да ты озверела, что ли? – Из сладких воспоминаний меня буквально выдирает, словно гвоздодером, Лидка. Вот сучка противная. Такой момент испортила!

– Чего тебе?

– Ты вообще уже? – Соседка крутит пальцем у виска.

– Что не так-то?

– Вынь руку из трусов, извращенка озабоченная! – Недовольно говорит Лидка и отворачивается. Вот же блин! Я, пока вспоминала, запустила руку под трусики и стала теребонькать свою нежную горошинку. Зараза.

– Извини, замечталась.

– Ночью надо мечтать, мордой к стенке, – говорит Лидка.

– Завидуй молча, – с насмешкой отвечаю ей.

– Ой, а чему завидовать-то? – Ёрничает она в ответ. – Что ты двум сразу дала? Куда, интересно? В рот и письку?

– И туда давала, Лидочка, и в обе дырочки сразу, – сладко потягиваюсь я.

– Ну ты… слов нет!

– Называй хоть караваем, только в печку не клади, – отвечаю поговоркой. – А твой-то мужчинка когда заявится?

– Не «мужчинка», а мой парень, понятно? – Зло бросает Лидка. Знает прекрасно, как я к её скорострелу отношусь. Во время редких моментов, что он рядом, обязательно брошу ему какую-нибудь колкость. Потому как Лидка, хоть и не красавица, но все-таки девчонка хорошая, добрая, покладистая. Ей бы и парня такого. Сильного, уверенного, а этот её суженый-ряженый… блин, опять имя забыла, вот напасть! Хотя чего удивляться – он серость. Вспомнила! Борис. Или Боречка, как Лида его называет. Меня, как слышу это приторное, блевать тянет. Ещё бы Борюсенькой назвала. Гадость!

– Ладно, не кипятись. Ну, так когда он явится?

– Сегодня вечером.

– О-па! Значит, надо будет свалить на это время, – отвечаю и начинаю думать, куда податься.

– Не требуется, – говорит соседка. – Мы с ним в кино пойдем.

– Что смотреть собрались?

– Мелодраму. Называется «Век Адалин». Я читала, говорят, очень милый фильм.

– Ну, как всегда ты в своем амплуа. Сопли, слезы, слюни и шуры-муры, – насмешливо оцениваю Лидкины перспективы. – Будете целоваться на заднем ряду, потом пожамкаетесь в уголочке и по домам, да?

– Да лучше уж так, чем как ты! – Отзывается Лида. Кстати, всё это время она продолжает гладить свой гардероб. Манера у неё такая. Раз в месяц достает всю одежду и постельное белье, переглаживает. Маньячка гладильная. Я однажды спросила, зачем она так старается. «Мне нравится, успокаивает», – ответила. Можно подумать, ей нервничать приходится.

– Да уж лучше! – Бросаю вызывающе. – У меня, по крайней мере, выбор есть. А ты присосалась к одному Боречке своему, словно других парней вокруг нет. Нормальных.

– Кобели они все озабоченные, – равнодушно говорит Лидка. Ну да, с её размером груди, между третьим и четвертым, я бы тоже так думала. Потому как чего бы она ни надела, а бюст выпирает, и парни на него пялятся.

– Может, и так, – говорю. – Но ничего, найду себе богатого, женю на себе, рожу троих детишек, никуда от меня не рыпнется, хоть гулял он по бабам до меня, хоть нет.

– И зачем тебе такой нужен? Бросит ведь.

– Да и хрен с ним! – Смеюсь. Серьезность Лиды меня забавляет. – На его алименты жить буду. Да ещё по миру кататься на курорты всякие.

– Ох, Евгения, не доведет тебя до добра твоя неразборчивость, – философски замечает соседка.

– Не бухти, баба Лида, – подкалываю в ответ. – А то батюшка епитимью наложит.

– Сама ты бабка старая, – незлобиво отвечает соседка. – По крайней мере, хоть и наложит, зато в церковь пустит. А тебя на порог нельзя.

– Чего это?

– Блудница ты вавилонская, вот почему, – говорит Лида.

– Ничего, покаюсь, и пустят.

– Ага, вижу, ты прям бежишь, спотыкаешься.

– Мне пока без надобности! – Отвечаю я и поворачиваюсь на бочок. Всё равно делать сегодня нечего, на свидание меня пока не звали, буду спать. Авось, Коля с Мишей во сне явятся и сделают мне приятное во всех местах.

Уснуть сразу не получается. Долго лежу с закрытыми глазами, только чтобы Лидка вела себя тихо и не пробовала со мной снова заговорить. И думаю о том, что я ведь не всегда была такой разудалой девушкой, которая до того дошла, что ей даже прозвище Duffалка. Звучит забавно: «Даффалка» с ударением на среднюю «а». Мне бы обидеться, но я не стану этого делать. Характер не тот. Уже не тот, а ведь с момента, когда я впервые переступила порог университета, прошло всего полтора года.

Тогда я была совсем другой. Домашней, милой девочкой-лапочкой, благовоспитанной и приятной в общении. Такой целочкой-невредимочкой в свои 18 лет, поскольку в моей семье такие понятия, как «интимные отношения» и «половая жизнь», всегда были под запретом. Мои родители, папа – инженер в крупной строительной компании и мама – фармацевт всегда старались оберегать свою дочку от тлетворного влияния похоти и разврата. Чтобы эта «мерзость», как мама выражается, не проникла в мою юную голову посредством интернета, родители запретили мне заводить аккаунты в социальных сетях. А чтобы не было соблазна, пригласили компьютерщика, который закрыл все выходы на соответствующие сайты.

Всё, что у меня было, – это несколько образовательных порталов, да и те с фильтрацией, чтобы не проникало в мое сознание ничто из того, что родители считают до сих пор омерзительным. Мне вот интересно: как они в таких условиях меня вообще зачать смогли? Наверное, делали это в полной темноте, чтобы потом вспомнить было нечего. Вроде как соитие случилось, но если ты партнера не наблюдал воочию, вроде как… само собой что-то там произошло.

У меня было много запретов. Подруги? Нельзя. Научат плохому. Вечеринки? Боже упаси! Там на этих «вписках» такое творится – Содом и Гоморра покажутся детсадовским утренником! Только учеба, и больше ничего. Максимум – прогулки с родителями в кафе и кино. Да и то, если это исключительно какой-нибудь детский фильм, чтобы там ничего скабрезного даже близко не показывали!

Так и росла. Училась, зубрила. В итоге – золотая медаль и полное отсутствие представления о том, как устроено человеческое общество. В плане секса, естественно, а заодно обычных дружеских и даже просто приятельских отношений. Я жила, словно в плотном коконе, из которого мне было дозволено смотреть на мир через маленькое окошечко. Обзор крошечный, стекло мутное, снаружи – толстая решетка. Ни сбежать, ни рассмотреть.