Грешный - Шарлотта Физерстоун Страница 41

Тело мисс Рэнкин вдруг пронзила дрожь, и Мэтью заметил, как она потерла руками плечи. О, эти маленькие, изящные руки! Такие тонкие, нежные…

— Где ваш акцент? — пробормотал граф, отказываясь от идеи о том, что эта женщина может быть той самой медсестрой. — Когда мы встретились на улице, вы говорили, на диалекте кокни.

Нет, это просто невозможно! Эта унылая, некрасивая маленькая стерва не могла быть его Джейн! В ней не было ничего от нежной, ранимой женщины, охваченной чувственным желанием. Она ничем не напоминала кладезь глубокой страсти, рвущейся наружу. Страсти, которую Мэтью так желал познать — единственным из смертных.

Тень унеслась прочь, оставив лицо мисс Рэнкин ярко пылать под солнечными лучами. Нет. Определенно, это не она. Мэтью, должно быть, на время оказался во власти галлюцинации. Он всего лишь бредил наяву, размышляя о том, чего не может быть.

— Я ведь уже сказала, что вы приняли меня за другую. Лондон полон унылых серых мышек, сэр. Ну а теперь мне действительно пора идти, — выпустила пар компаньонка.

— Чтобы все–таки переодеться? — осведомился граф, не в силах остановиться и перестать поддевать ее.

— Чтобы написать стихотворение для моего тоста, — резко бросила Джейн. — А вы можете мучиться самостоятельно, потому что я вам помогать не собираюсь!

— Право, дорогая, мне ваша помощь и не нужна, — сказал Мэтью, нарочно растягивая слова, чтобы заставить дерзкую подружку невесты наконец–то уйти. — Сомневаюсь, что вы знаете подходящую рифму для слова «трахаться».

— «Шарахаться», — немедленно отреагировала мисс Рэнкин, оборачиваясь к графу. — Нам придется шарахаться друг от друга целых два дня, милорд. К несчастью, мы с вами повязаны обязанностями свидетелей. Так давайте достойно справимся с этим испытанием.

— И что вы предлагаете?

— Давайте держаться друг от друга подальше. Не будем стоять рядом, вести беседы и уж точно не будем друг на друга смотреть.

— У меня на сей счет, возражений нет.

— Вот и прекрасно. Смею вас заверить, что и с моей стороны никаких трудностей по этому поводу не возникнет.

— Я и не думал, что будет иначе. Простите за откровенность, но вы — холодная, бессердечная и фригидная.

Компаньонка впилась в Мэтью взглядом, и странное чувство принялось мучить его снова. Черт возьми, это невероятно! Этого просто не может быть…

Свадьба была великолепной. Невеста трогательно роняла слезы, не стесняясь присутствующих, вся церемония была буквально пронизана обожанием, которое питал к своей суженой жених. Несколько раз Джейн чувствовала, как к горлу предательски подступали слезы. Бедняжка напоминала себе, что должна быть счастлива за Анаис. Она искренне радовалась за подругу, но на языке все равно ощущался слабый привкус горечи.

Джейн думала о том, на что это может быть похоже: стоять рядом с любимым человеком перед алтарем, видеть слезы счастья в его глазах, не скрывать чувств, делиться своим счастьем с окружающими. При виде благоговения, которым озарилось красивое лицо Реберна, когда Анаис под руку с отцом направлялась к нему, у Джейн перехватило дыхание. Вот это истинная любовь!

Боль, сожаление и ревность наполнили душу несчастной компаньонки. Ей так и не удалось познать любовь, не говоря уже о таких чувствах, которые связывали Анаис и Реберна. Наблюдать за этой изумительной связью двух любящих сердец и знать, что никогда не испытаешь ничего подобного, — это было настоящей пыткой, самым жестоким испытанием из всех, что выпадали на долю Джейн.

Скользя взглядом по столу с гостями, предвкушавшими щедрую свадебную трапезу, подружка невесты снова взглянула на счастливую пару, сидевшую напротив. Реберн что–то нашептывал на ушко любимой, Анаис в ответ улыбалась и смущенно краснела. Не стесняясь открыто демонстрировать свои чувства, жених прижался губами к виску суженой и нежно провел кончиком пальца по ее зардевшейся щечке.

— Полагаю, перед тем, как мы приступим к еде, уместно будет произнести тост, — зашептал низкий мужской голос совсем рядом с Джейн. Это было неожиданно и безжалостно, словно удар плетью, и она немедленно встряхнулась от грустных размышлений.

Уоллингфорд! И как Джейн могла забыть, что это грубое животное сидит рядом с ней? Стоило ему подвинуться на своем стуле или случайно коснуться руки или бедра Джейн, как все ее тело начинало трястись, будто от заряда тока. Почему же бедняжка все еще реагировала на присутствие графа физически — и это после того, как он оскорбил ее столь омерзительным образом? Как там он ее назвал — маленькая мышь? Серая, унылая, пресная…

Гордость Джейн все еще была уязвлена воспоминаниями о несносных колкостях графа. Горькие слезы обиды уже готовы были хлынуть из глаз, но ей удалось отогнать их усилием воли. Нет, Джейн Рэнкин не плачет, особенно из–за мужчины! За свою нелегкую жизнь она пролила так много слез, что их запас, видимо, исчерпался. И теперь Джейн просто нечем было плакать в ответ на жестокую оценку, сорвавшуюся с уст Уоллингфорда. Даже если то, что он сказал, было правдой.

Джейн была такой, какая есть, и ничто не могло изменить ее внешность, добавить ей физической привлекательности. Как любила повторять леди Блэквуд, «Бог создает нас, определяя каждому его предназначение». Джейн никогда не подвергала сомнению справедливость этого утверждения — до тех пор, пока не почувствовала влечение к этому прекрасному темному ангелу, лорду Уоллингфорду.

Гораздо важнее внешности была для мисс Рэнкин ее индивидуальность. Ей не хотелось меняться, превращаться в кого–нибудь другого. Она любила эту Джейн — сильную, независимую личность. Человека кристальной честности, чистоты, порядочности. Она была медсестрой, женщиной достойной профессии. И именно это, как думалось Джейн, должно было вызывать к ней интерес, а совсем не внешность.

Ричарду, казалось, была по душе простота, даже заурядность ее облика. В компании доктора Инглбрайта Джейн не приходилось волноваться за состояние прически или аккуратность платья, как это делали другие женщины ее возраста. Она просто была самой собой, и не нужно было притворяться, пытаясь соответствовать мужским идеалам и фантазиям.

И все–таки Джейн никак не удавалось выкинуть из головы больно ранившее ее замечание насчет унылой серой мыши. О, граф умел заставить страдать! Сейчас он ничем не напоминал того пациента, о котором она с такой любовью заботилась. В нем не было ничего от Мэтью. Этим мужчиной всецело управлял циничный Уоллингфорд.

— Так как насчет тоста? — снова забормотал лорд. — Или вы решили игнорировать меня? Или, быть может, вы заняты думами о том, какую же отвратительную рифму я подобрал к своему любимому словечку?

Джейн скользнула по лицу этого дьявола во плоти неодобрительным взглядом, и он бесстыдно захихикал:

— Как вы думаете, что сделают все эти старые перечницы, когда я произнесу слово «трахаться»?

— Если они еще не потеряли рассудок, наверняка врежут вам по голове своими сумочками.