Грешный - Шарлотта Физерстоун Страница 5

— О, какое наслаждение! — произнес граф, нарочно, издевательски растягивая слова. — Будет что вспомнить утром! Обычным утром нового, ничем не примечательного дня. А вы действительно знаете, как подчинить себе мужчину, не так ли?

Мэтью почувствовал, как напавший на него обернулся и взглянул на даму в красном, задавая ей немой вопрос по поводу психического состояния жертвы.

— Я не знаю! — отозвалась подельница, приготовившись к ссоре. — Он безумен, как Шляпник, но богат, как Крез.

— Это и правда, и неправда, милая. Безумный? Да. Богатый? Боюсь, нет.

Мужчина, державший графа за горло, отвлекся и ослабил хватку, позволив Мэтью неожиданно дать хук слева.

— Ой! Он сломал мне нос! — вскричал грабитель, спотыкаясь и отступая назад. А Мэтью уже вскочил на него, пуская в ход мастерство, отточенное за годы обучения боксу. Уоллингфорд был огромен и силен как бык, с выносливостью жеребца — хилый нищий кокни вряд ли мог устоять против его кулаков.

— Боюсь, ты ошибся с выбором жертвы, приятель. Я не какой–то слабый «папочка», я занимался боксом последние десять лет!

Внезапно из глубины переулка послышался яростный крик, и из темноты выскочили еще трое головорезов. Махая кулаками и пинаясь ногами, Мэтью умудрялся отбиваться от них даже сквозь хмельной дурман.

«Подождите, я еще доберусь до той сучки!» — со злостью подумал он, всаживая удар в горло одного из бандитов. Мэтью уже готов был отправить грабителя в нокаут, с силой ударив его прямо в лицо, как белая вспышка промелькнула мимо его правого глаза. В слепящем круговороте Уоллингфорд ощутил, как что–то с грохотом врезалось ему в висок. Последним, что он почувствовал, были покрытые грязной слизью булыжники мостовой, о которые ударилась его щека.

— Оберите его до нитки, — приказала женщина в красном. — Я видела, как к нему подходил победитель аукциона. Уверена, тот передал какие–то деньги. Как только найдете их, сделайте так, чтобы он не смог меня опознать.

Зловонный дух больничных палат всегда казался невыносимым в самом начале дежурства. Но сегодня вечером он был особенно отвратительным. От специфического запаха испражнений, рвотных масс, смерти и болезни прямо–таки перехватывало дыхание.

Прямо у своих ног Джейн заметила два полных ведра воды и пару швабр — вода была слишком чистой, ее явно не использовали по назначению.

— Вы уже вымыли кровати и стены? — осведомилась Джейн у двух дерзких медсестер, стоявших перед ней.

— А зачем? Они только мочатся на них снова и снова.

Джейн впилась сердитым взглядом в одну из нахалок, брюнетку с миловидным лицом и соблазнительным, с греховными формами, телом. Она прибыла из исправительной тюрьмы, ее арестовали за занятие проституцией. Сразу было понятно, какая это дурная мысль — превратить развращенную девицу в медсестру. Разумеется, смерть была для нее не столь привлекательна, как продажа тела за звонкую монету. Но для Джейн Рэнкин, женщины сомнительного происхождения, возможность иметь любую вызывающую уважение работу казалась превосходной идеей.

— Когда вы поступили сюда, я подробно объяснила ваши обязанности. В начале ночи, перед тем как приступить к обходу, вы должны приводить в порядок кровати и протирать стены.

— А чем должны заниматься вы, мисс Надменность, пока мы гнем спины, вылизывая тут все до блеска?

Джейн горделиво выпрямилась. Да, она была незаконнорожденной и хранила в себе частичку высокомерия своего отца–аристократа.

— Я — старшая медицинская сестра этого отделения. Ваша начальница, — веско произнесла Джейн, уязвленная наглостью подчиненной. — Я очень серьезно отношусь к своей профессии. И если вы не питаете к ней уважения, можете быть свободны.

Новая медсестра, казалось, смирила свой яростный нрав, хотя вспышки гнева время от времени еще пронзали ее глаза.

— Меня устраивает жалованье, но я ненавижу работу. Это занятие для потрепанных, никуда не годных шлюх и старых прачек. Наш труд не похож на вашу работу архангела, спасающего жизни. В нем больше смерти, чем жизни. — Нахалка фыркнула и грубо засмеялась. — И конечно, все пациенты хотят баб, которые обтирают их губкой. Неужели вы не понимаете, что эта работа уважаема не больше, чем проституция?

— Прекратите подобные разговоры, — скомандовала Джейн. — Если мы желаем преуспеть в своей профессии, то должны придерживаться строгого кодекса этики и уважать эту работу. Если мы хотим, чтобы другие видели медсестер иначе, чем просто как «потрепанных женщин», мы в первую очередь должны сами верить в профессию.

Теперь уже обе медсестры презрительно усмехнулись.

— Да что такие, как вы, знают о наших проблемах, о том, как мы раздвигаем ноги, чтобы заработать жалкие гроши?

Джейн немного смягчилась.

— Я знаю достаточно. Моей матери приходилось упорно работать, она сама зарабатывала на кусок хлеба.

— Правда? Допустим, но это не то же самое, что позволять себя лапать за один ничтожный пенс!

— Я хорошо знаю об этом. И работа здесь — это ваш шанс сделать свою жизнь лучше. Вот увидите: через несколько лет к медсестрам будут питать уважение. Не меньшее, чем к гувернанткам или к… к учителям. Ну а теперь давайте закончим эту беседу и вернемся к своим обязанностям.

— На словах все получается хорошо, сестра, — язвительно заметила одна из подчиненных, Эбигейл. — Но из этого ничего не выйдет, вот увидите! Подобная работа — лишь еще одна форма женского рабства.

Джейн посмотрела, как две новые служащие Лондонской больницы Медицинского колледжа нехотя поплелись по отделению. Сегодня вечером эта парочка явно вышла за рамки дозволенного. Они могли относиться к профессии медсестры пренебрежительно. Без зазрения совести издевались и смеялись над этой работой, но Джейн себе такого никогда не позволяла. Да и как могла девочка, рожденная в грязи, на самом дне, и воспитанная матерью, которой приходилось заниматься проституцией, не благодарить судьбу за возможность работать в больнице? Безусловно, медсестринское дело, особенно в самом начале работы, не сулило блестящей карьеры, и все же за то короткое время, что Джейн трудилась здесь, профессия дала ей многое.

Джейн не была больше внебрачной дочерью знатного человека, незаконнорожденным выродком, отверженным обществом. У нее были цель, знания, а еще сила, которую давало понимание того, что, когда еще одна ее нанимательница, леди Блэквуд, покинет эту землю, она, Джейн, не останется без средств к существованию, одна–одинешенька, беспомощная и неспособная обеспечить себя.

Это было осознание из той категории, что обычно придавали женщинам силу. Чтобы выжить, Джейн не приходилось зависеть от мужчины. Она могла позволить себе снять и обставить на свой вкус маленькую комнату в доме, который делила с другими женщинами, точно так же добивающимися своего места в этой жизни. «Независимыми женщинами», — с чувством удовлетворения думала она.