Двойная взлётная - Ольга Дашкова Страница 5

Нет, этого не может быть, чтоб я так реагировала на мужика.

Да будь он кто угодно, я перевидала от нефтяников до шейхов. Ко мне подкатывали миллионеры и политики, предлагая немыслимые деньги или просто так слетать в Венецию на выходные.

Но ни один из них не стоит того, чтоб я потеряла свою работу. Пусть из меня вышла хреновая жена и сноха, отвратительная подруга, но работник я отличный, потому что я люблю то, чем занимаюсь и умею устанавливать границы.

Капитан говорит стандартные фразы, слышу из динамика голос Курапова, самолет набирает скорость, слегка закладывает уши. Я все сижу на коленях зеленоглазого, отчетливо чувствую его эрекцию. Вот шасси отрываются от полосы, он идет на взлет, набирая высоту, а я растворяюсь в этом зеленом омуте, вдыхая тонки аромат смородины и бергамота.

— У тебя глаза — чистое небо.

Перестаю дышать. Любое признание ничто после этих слов. Во рту пересохло, облизываю губы, не в силах что-то ответить.

Мотыльки под ребрами зависли, в голове шуш, сердце падает вниз, пока самолет взмывает в небо.

Его зрачки расширяются, на миг в глазах читается вопрос, но вот губы изогнулись в насмешливой улыбке, а меня словно окатывает ведром ледяной воды.

— Простите, мне надо работать.

Улыбается, отпускает меня. Быстро встаю, качнуло, но удержалась, ухожу на свое место, там, где бар и кухня. Ловлю в отражении зеркала свой растерянный взгляд. Надо собраться и взять себя в руки.

Что это вообще сейчас было?

Лепет про глаза давно остался на первом курсе института, я взрослая девочка и не ведусь на такую хуйню. Машинально открываю бутылки, делаю напиток хоть меня и не просили, но просто надо себя чем-то занять, лететь еще восемь часов.

Долбаный чертов «Челленджер», у которого даже нет перегородок, чтоб спрятаться и спокойно посидеть. Закрывается только туалет у пассажиров, пилоты и те без дверей. Ты практически постоянно на виду, хотя меня как обслуживающий персонал замечают, когда что-то надо.

Смотрю на два бокала, в них джин, сок лайма, лед и лимонная цедра. Гимплет, тот самый, с глотка которого началось мое грехопадение и наше порочное знакомство в клубе.

Выхожу в салон и застываю на месте, я ждала чего угодно, веселых подкатов, пошлых шуточек, вопросов про мои трусы, песни про стюардесс, но мужчины спали. Вот так, просто откинувшись на спинки, не сняв пиджаки, словно у них кончился заряд и села батарейка.

Унесла бокалы обратно, опустила шторки на иллюминаторах с помощью пульта, приглушила свет. Вот было бы хорошо, проспи они так до Сахалина.

— Ничего не хочешь рассказать?

— Господи, Курапов, ты меня напугал.

Стою, натираю бокалы в тридцатый раз, глядя в одну точку, прокручивая в памяти все, что произошло час назад. Как тот зеленоглазый мужчина смотрел, как трогал меня и сжимал талию, не могу описать того, что в тот момент происходило со мной. Чистое помешательство, гипноз, я как безвольная кукла, вот бери и делай что хочешь, падала на дно его порочных глаз и задыхалась.

Так не должно быть.

— Кристина?

— Что?

Смотрю в красивое и мужественное лицо первого пилота, вот все при нем — и стать, и косая сажень в плечах, и харизма. Но отчего во мне столько безразличия к нему? Чувствую себя замороженной рыбой, точнее вымороженной.

Поморщилась, отвела взгляд.

— Я так противен тебе?

На лице капитана непонимание, в глазах гнев.

— О чем ты?

— Все о том же.

— Прекрати, все нормально.

Хочу, чтоб он ушел и не трепал мне сейчас нервы, вот совсем не до него и его так внезапно вспыхнувших чувств. Откуда только они взялись?

— Кристин, послушай меня, пожалуйста. Да посмотри ты на меня.

Смотрю как он просил, сжимая в руке пустой бокал так, еще немного и он треснет.

— Ты только скажи, одно твое слово, я как пацан, не знаю, с какой стороны к тебе подойти.

— А ты с каких-то сторон подходил?

Не понимаю, что несёт Курапов. Весеннее обострение, спермотоксикоз, жена на самом деле не дала и не отсосала? Когда это он ко мне подходил с какой-либо стороны? Не припомню.

— Кристин, не включай дурочку, я ведь на самом деле не могу без тебя, — видно, как эти слова ему даются с трудом, черты лица заостряются, в глазах некая мольба и просьба.

С каких пор один случайный секс так корежит нормального мужика, у которого жена и двое детей? Идиотка последняя, ведь знала, что нельзя так делать, нельзя трахаться с пилотами, сама же только у трапа говорила эту неоспоримую истину Олегу. Дала слабину, решила отвлечься под текилу.

Овца тупая.

— Дима, черт… пойми…

— О, служебный роман.

Оборачиваюсь, встречаюсь с зеленым любопытным взглядом мужчины. Рубашка расстегнута, он трет лицо, смотрит на первого пилота. Тянется ко мне рукой, а я лишь наблюдаю за ним, не в силах что-то ответить. Берет бутылку минералки с барной стойки, открывает одним движением и жадно пьет.

Кадык дергается на мощной шее, вода стекает с уголков губ, я сглатываю слюну, как озабоченная и голодная нимфоманка. Это как порноролик, вот сейчас он начнет раздеваться, а все бабы — визжать от радости.

— Да, Дима, тебя отшили, послав на хуй, только культурно. Наша «Мисс Одесса» — девочка культурная.

Почему «Мисс Одесса»? А, это слова из той песни Высоцкого.

Курапов смотрит волком, на скулах играют желваки, но он ничего не может ответить, он всего лишь шофер такси, если можно наш джет так назвать. С крыльями и очень дорогое такси. Уходит в кабину.

— У нас есть что пожрать?

— Да, конечно. Я сейчас принесу.

Мужчина уходит, начинаю метаться, как канарейка в клетке, переставляя тарелки. Останавливаюсь, глубоко дышу. Все отлично, Крис, все под контролем, осталось всего пять часов — и мы в прекрасном городе Южно-Сахалинске. Будет целая ночь на отдых, без пассажиров и пилотов, без ненужных разборок и выяснений отношений. Будет время подумать и все расставить по полкам в своей никчемной жизни.

Поднимаю шторки на иллюминаторах, прохожу в салон, надо достать свежие полотенца и сервировать стол.

— Что сказал Якут?

— Все готово, Вересов ждет, открыто несколько десятков счетов через третьих лиц, схема, по его словам, надежная, но стара как мир. Я, конечно, проверил, путать следы он умеет.

— И как?

— Нормально, говорю же.

— Тём, но ты-то все мог сделать лучше.

— Уже поздно что-либо менять.

Мужчина снимает очки, смотрит на меня, провожая взглядом, продолжая громко разговаривать, а я, спотыкаясь о сумку, которая торчит из-под стола, чуть не лечу на пол, но упираюсь в грудь зеленоглазого.