История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой. Книга 1 - Жозефина Мутценбахер Страница 55

– Закрой пасть…

Он испугался и, запинаясь, пролепетал:

– Простите, пожалуйста…

– Заткни варежку! – яростно повторила Ценци. – Помалкивай, пока тебя не спросят!

Я не узнавала свою подругу. Её вечно улыбающееся лицо совершенно переменилось.

– Раздевайся! – повелела она ему.

– Нет, погоди, – перебил он её мягко, но не тем утрированно смиренным тоном, как прежде, а совершенно по-деловому: – Нет, погоди, до этого пока ещё не дошло…

– Что-то не так? – Ценци смущённо посмотрела на него.

– Черёд этого наступит только после вопросов… – настоятельно прошептал он.

– Ах, верно! – Она хлопнула себя ладонью по лбу.

Отступив на несколько шагов в сторону, она развернулась и с мрачным выражением лица снова двинулась к нему:

– Ты, сукин сын! – закричала она на него. – Собака ты шелудивая, ты опять посмел думать обо мне… а?

Он пробормотал, запинаясь:

– Милостивая графиня… я не мог не думать…

– Цыц, скотина, – перебила она его, – признавайся, о чём именно ты думал…

Он совершенно охрипшим голосом залепетал:

– Для милостивой графини моё сердце открытая книга… вы ведь и сами всё знаете.

– Мерзкая свинья! – с громовым негодованием обрушилась на него Ценци. – Ты думал о моём эдельвейсе… о моей груди… развратник… признавайся…

– Я признаюсь… – произнёс он почти беззвучно.

– И ты думал… сволочь… – в том же тоне продолжала она, – как будешь лежать на мне… так? Паршивец… и как я раздвину ноги, и ты вставишь в меня свой дрын… мошенник… ты представлял, будто пудришь меня… похабник… и играешь моими титьками… ты будешь признаваться… жалкий обманщик?

Он молитвенно сложил ладони:

– Да, милостивая графиня… я признаюсь… я во всём признаюсь…

– И тебе не стыдно перед принцессой?

Ценци вытянутой рукой указала на меня. Я настолько обалдела от всего увиденного и услышанного, что даже совершенно не обратила внимания на то, что Ценци назвала меня принцессой.

– Да, мне очень перед ней стыдно… – едва слышно воскликнул он и воздел руки ко мне.

– На колени! – приказала Ценци.

Он тотчас же бросился на колени:

– Прошу вас, милостивая графиня, извинить меня, – страстно взмолился он и, обернувшись в мою сторону, попросил: – И вас, высокородная принцесса, я тоже умоляю простить меня…

– Нет! – прошипела Ценци. – Никакого прощения… сперва наказание…

Лицо его покрылось нежным румянцем.

– Конечно… – быстро пролепетал он, – сперва наказание…

– Раздевайся! – крикнула Ценци.

Поднявшись, он тотчас же скинул с себя всю одежду и голым встал перед нами. Тело у него было чрезвычайно белым и нежным. Он стоял, трепеща, с поникшей головой, и исподлобья глядел на Ценци как побитый пёс.

Потом по её указанию он послушно занял место между диваном и расположенным рядом с ним шкафом.

Ценци начала раздеваться, и по её сигналу я сделала то же самое.

– Ну, погоди же… пройдоха… – приговаривала она при этом. – Ты нас увидишь… всё увидишь… но ничего не получишь… ты имеешь право только смотреть на меня и принцессу… но не прикасаться к нам…

Она голая подступила к нему с высоко поднятой грудью и откинутой назад головой, глаза её метали искры, губы её трепетали. Она и сама уже пришла в крайнее возбуждение.

Она потёрлась грудями о его тело, затем потёрлась своим лоном о его член. Потом должна была подойти я и сделать то же самое. Он печально взирал на нас, безвольно опустив руки, и не шевелился. По мне точно электрическая искра пробежала, когда я коснулась грудями его груди. Тело у него было обжигающе горячим как пламя и на ощупь нежным как бархат. И когда я тёрлась о его волосы венериным бугорком, то заметила, что копьё его уныло свисает вниз.

«Что, собственно говоря, означает весь этот спектакль, – подумала я про себя, – когда он, наконец, закончится, чтобы молодой человек начал сношать нас?» Потому что во мне уже вовсю бушевала похоть.

Ценци оттащила меня от него:

– Сейчас последует наказание… свинья ты эдакая… – грозно посулила она.

Он следил за её действиями жадным взглядом. Она подошла к шкафу и достала сверху две розги.

– Тебе известно, что это такое, дьявол проклятый? – спросила она, взмахнув в воздухе розгами.

– Да, мне известно, милостивая графиня… – сглотнув комок в горле, воскликнул он.

– Ты знаешь, что сейчас произойдёт… ты, выродок?

– Сейчас последует наказание, милостивая графиня, – тяжело дыша, откликнулся он. – Пожалуйста, накажите меня, графиня… я это заслужил… и вы тоже, высокородная принцесса… – обратился он ко мне, – вы тоже накажите меня…

Ценци подала мне одну розгу:

– Бей покрепче, – скороговоркой прошептала она. – Покрепче.

– А ну, выползай из угла… ты, преступник!.. – набросилась она на него.

Молодой человек приблизился к ней.

Бац! И она мгновенно нанесла ему розгой по груди такой удар, что видна стала широкая полоса, похожая на алую ленту. Он вздрогнул, и я увидела, как его копьё одним рывком выпрямилось.

– Ты это чувствуешь… мерзавец, разбойник, пиздолиз… негодяй… остолоп… засранец… бродяга… ты это чувствуешь?

Ценци продолжала бить, не задумываясь, и каждый удар её сопровождался новой оскорбительной кличкой, и с каждым ударом грудь и живот у него становились всё красней и красней.

– Да… я чувствую это… милостивая графиня… – хрипел он голосом умирающего, – и благодарю… за наказание… благодарю… сильнее… пожалуйста… карайте меня сильнее… Но и принцесса тоже… почему меня не карает принцесса?

– Секи! – крикнула мне Ценци и замахнулась на меня розгой. Я испугалась и легонько ударила его по спине. Его кожа дернулась, однако он жалобно заскулил:

– Ах, я прошу высокородную принцессу… она не желает меня наказывать… я ничего совершенно не чувствую… я прошу, принцесса… я знаю… что я недостоин… но я прошу наказать меня… наказать суровее…

Я приложилась сильнее и заметила, что мне это доставило удовольствие.

– Благодарю… благодарю… благодарю… – лепетал он.

– Заткни глотку! – скомандовала Ценци. – Или я все потроха из тебя вышибу.

Теперь мы наносили удары в такт. Ценци спереди по его груди и бёдрам, а я сзади по спине и заднице, которая вскоре изрядно покраснела. И чем больше мы колотили, тем возбуждённее становились сами, тем больше радости это нам доставляло, и тем метче мы целились.

Он, дрожа, стоял перед нами и произносил: