Невинность на спор - Любовь Попова Страница 8

— Точно не с твоей мамой, — смеется он, а вот мне уже не до веселья.

Потому что мама у меня очень стройная и привлекательная, как раз в его вкусе.

Я нахмурила лоб и стала протискиваться в свободное пространство двери, но он упер руку, и я невольно засмотрелась на сетку вен и длинные пальцы.

Мне даже жаль, что он так и не прикоснулся к моим волосам, не перебирал их, как я мечтала.

— Неудачная шутка?

— Бинго! — как и с чулками.

— Ну бывает, — тянет он руку ко мне, убирает выбившуюся прядь за ухо, гипнотизирует взглядом. И голосом хриплым разносит мурашки по телу: – Я хочу с тобой сыграть…

— Что?

— В баскетбол, Малышева.

— Ну какая из меня спортсменка? — уже не выдержала я и хотела руку его оттолкнуть, ну вот только не решилась. Просто шаг назад сделала. – Я не могу играть.

— Почему? — сказал он так, как будто искренне недоумевал. Он просто издевается!

— Потому что у меня грудь… Четвертого размера! — сказала на выдохе и старалась не замечать, как несколько проходящих мимо студентов обернулись. И тот молодой мужчина, что болтает с нашим деканом. Фиг знает, кто это.

Вернула взгляд Марку, и открыла рот от изумления. Он в наглую пялился на мою грудь, соски на которой предательски заныли. Сволочи. Никогда вас больше не потрогаю. Не приласкаю.

— Я заметил, — неохотно поднимает он взгляд и делает его таким притягательным, словно он только что эти соски вылизывал.

— Марк, — уже устало начала объяснять я и заметила, как он дернулся при звуке собственного имени. А взгляд из насмешливого стал откровенно злым. Очень странная трансформация. – Я не могу играть в игру, где нужно бегать и прыгать, потому что моя грудь… Больно трясется.

Марк выслушал и снова опустил глаза и застыл о чем-то думая. А мне вдруг захотелось прикрыться.

— Так, молодые люди. Вы решили свои проблемы? – прозвучал у меня над ухом мужской бас, и я вздрогнула.

Это был тот незнакомец, и судя по строгому взгляду и официальной одежде, он и есть наш новый преподаватель.

— Я знаю, что делать! — воскликнул Марк и резко сорвался с места. Побежал, крича мне через плечо: — Не уходи после пар! Ты будешь играть!

Боюсь даже представить, что он придумал. Боюсь даже представить, что подумал преподаватель экономической истории, который вежливо показал мне рукой на аудиторию.

Куда я собственно и сразу же зашла. И тут же услышала:

— Как фамилия вашего молодого человека?

После слов нового преподавателя, в ожидании моего ответа, замерла вся аудитория. Даже бежевые жалюзи на окнах и те, перестали колыхаться.

— Он мне не парень, — только и буркнула я, быстро усаживаясь на свое место. И тут же закрыла пылающее лицо руками. И думала. Думала. Думала.

Что мог придумать, Марк? Принести или отобрать у кого-нибудь спортивный топик?

Но это не поможет. Я же не дура, пыталась.

Мы с мамой перебрали больше десятка, но ничего не делало прыжки и бег безболезненным.

Я не хотела сдаваться. В условиях нависающих тучами проблем, помимо булочек хорошо бы помог спорт, но мама устала выбирать.

— Я вот думаю, — заговорила она со мной, пока мы выходили из очередного спортивного магазина. — Может быть тебе заняться все-же гимнастикой?

— Не хочу.

— Если один раз не получилось, это не значит…

— Ты видела там девочек?! – уже не выдержала я. – Они худые. Все как одна. Я чувствую себя там коровой!

Мама взглянула так, как обычно глядят на детей, когда они говорят ерунду. Но мне тогда показалось она скажет: «Ты и есть корова.»

На это было много намеков. Меньше ешь. Больше ходи. На твою грудь никогда не подобрать нормальный бюстгальтер.

То, что мне подходило, выглядело старушечьим, а то что выбирала мама жало со всех сторон.

Она вообще интересно подбирала мне одежду. Сначала мерили ее на меня, и когда она оказывалась тесной, мама с грустной, но прозорливой улыбкой забирала ее себе.

— Очень жаль, доченька. Красивая блузка.

Платье, комбинезон, футболка. А мне доставались широкие балахоны.

— Ну вот видишь. Тебе же удобно? — радовалась она, смотря при этом в зеркало на новую маечку и поправляя свои темные идеально уложенные волосы.

— Удобно, — устало вздыхала я, осматривая мешок, в котором выглядела огромной. Безразмерной. Уродиной.

— Да и зачем тебе вообще кружки? Учись. Тебе это очень нужно, — заявила она как-то, когда читала журнал и делала вид, что слушает мои стенания о баскетболе

— Нужно? – подняла я брови, потому что мама так и не пошла учиться. Она родила меня сразу после школы. А когда отец сказал, все-таки поступить, совершенно неожиданно родила Костю. Когда он пошел в садик, мама уже настолько привыкла к дому.

— Ну, дочка, — неловко рассмеялась мама, прижимая меня к себе и поглаживая по голове. Только вот ласки я уже тогда не чувствовала. – Мамы любят своих дочерей. И говорят, что они красивые. Но я не такая. Я тебе врать не буду. Чтобы потом какой-нибудь подонок не растоптал твоё большое и чистое сердце.

Подонок кстати, так и не появился на последней паре. Физкультура, о наличии которой в расписании я искренне недоумевала, уже подходила к концу.

Я, как всегда, сидела на дальней скамейке, правда все-таки переодетая в форму. Не потому что собиралась заниматься, а потому что так было правильно.

Но вот пялиться на выход в ожидании Марка, совсем не правильно. Еще не правильнее представлять, что же такого он мог придумать. И самое главное, почему, почему он это решил сделать?

Что им движет?

Неужели, только желание загладить свою вину? Или, может быть… Что-то большее?

Может быть те два дня и его симпатия мне не показались? Может быть он действительно считает мои губы сладкими, а глаза бездонными.

Между ног тут же заныло и стало влажно. Я сжала бедра, понимая, что мысленно окунаюсь в наш так и не состоявшийся поцелуй.

Его губы так близко, его глаза смотрят так пристально, словно он высчитывает какую-то задачу по высшей математике. И я теряюсь, плавлюсь, как метал, что растекается по венам, делая дыхание все глубже и прерывистей, а сердце, заставляя, заходится, словно от бега.

И я уже готова.

Да.

Да.

Готова ощутить на губах касание! Готова воспарить в небеса, исполнить долгожданную фантазию, как вдруг все разрушается его хриплым шепотом:

— Хочу, чтобы ты завтра пришла в универ в чулках. Порадуешь меня, Булочка?