Украду твою жизнь - Елена Рахманина Страница 8

Женщины для него расходный материал. Он привык, что они падают ниц перед ним, и я не должна стать исключением.

О чём он думает? Неужели считает, будто сестра с Сабуровым не по любви, а ради денег? Поэтому так самонадеянно себя ведёт? Сера слишком сильно любит мужа, чтобы видеть других мужчин.

А я никогда не сталкивалась с подобным представителем сильного пола. С таким, как он. Лично. Они не попадали в моё окружение. Мальчишки-одноклассники, студенты, знакомящиеся со мной в кафе и клубах, так отличаются от него. Чувствую себя перед Якубом слабой, незащищённой. Отчаянно неопытной.

– Придётся преподать тебе несколько уроков послушания, – его голос стал ниже на пару тонов, – раз не хочешь по-хорошему, начнём по-плохому.

Вскидываю голову на него, смотря с недоумением.

– По-плохому ты начал первый, по-хорошему ничего не получится, – рычу, как дикая уличная кошка, выпуская когти и показывая зубы, – как только Сабуров поймёт, что я пропала…

Он зажимает мне рот ладонью, морщится, будто слышать фамилию мужа моей сестры ему неприятно.

– Не рассчитывай, что тебя тут быстро найдут, – его губы изгибаются в пугающей улыбке, от которой все внутренности холодеют, – не раньше, чем я захочу тебя вернуть. Если ты ему ещё будешь нужна.

И в подтверждение своих намерений он скользит рукой под моё платье, задирая его вверх. А я даже не сразу соображаю, что происходит. Он тянет тонкие кружевные трусики, сотканные из тончайшей шёлковой паутины. Она врезается в мою кожу, и я с ужасом слышу треск ткани, которая остаётся в его кулаке. Последний оплот защиты.

Пытаюсь оттолкнуть его, нанося беспорядочные удары по мощной груди. Но без толку.

Ловит мои запястья, поднимая руки над головой. Ему же не нравится, как я пахну. Я ведь грязная, так он говорил. Однако это не останавливает его. Он вжимается в меня своим телом, а я с ужасом понимаю, что он возбуждён. Смотрю в его потемневшие глаза и осознаю, что он получает удовольствие от моего сопротивления.

– Ты такая же шлюха, как и все. Я чувствую запах твоего желания, – криво усмехаясь, заявляет.

Его слова так похожи на обвинения отца, что делает нанесённую рану ещё больнее.

Страх отступает, остаётся лишь чернильная ненависть, проникшая в каждую мою пору. Поползшая по каждому кровеносному сосуду.

Я плюю ему в лицо и сама не понимаю, что сотворила.

Он замирает. Очень медленно вытирает свою щеку. Его ноздри раздуваются от бешеной ярости. Если он ударит, от меня ничего не останется. А я вижу, как его пальцы сжимаются и разжимаются. Как ему хочется меня уничтожить.

Незаметным для меня движением он распахивает дверь спальни, выталкивает меня за её пределы и зовёт кого-то из своих приспешников. Я смотрю на него ошарашенно.

Спустя мгновение к нам подлетел кто-то из его людей, ожидая указаний. Они поступили на «его» языке.

Якуб быстро взял себя в руки. Улыбнулся мне на прощание своей фирменной зловещей улыбкой, от которой захотелось спрятаться под одеялом.

Не успела я моргнуть, как фарфоровая кукла из тех, что любила дарить мне мачеха, как дверь его спальни захлопнулась перед моим носом. А меня повели по длинному коридору.

В ушах ещё шумело, но, кажется, пронесло. Двигалась, опьянённая маленькой победой. Так просто!

Каблуки осточертели, ноги отекли, и тонкие завязки врезались в стопы. Я едва волочила ноги, испытывая дикую усталость и голод. Даже страх отступил на второй план.

– Куда меня ведут? – отрешённо спрашиваю.

Казалось, моя настоящая жизнь такая далёкая, что уже нереальная. Когда теперь я смогу лечь в постель, пахнущую бальзамом для белья? Чистотой…

Он не реагирует на мой вопрос. Будто я ниже его по касте. Или ему просто нельзя со мной разговаривать.

Меня вышвырнули во двор. Внутренний. Мужчины-охранники повернули голову в мою сторону, рассматривали мой диковинный для этих мест наряд некоторое время, а затем возвратились к своим занятиям.

Никто не удосужился пояснить мне, что делать дальше. Мой провожатый скрылся. Голова кружилась от голода. Я присела на ступеньки и принялась развязывать тесёмки туфель. Я вся в пыли и саже. Кожа чешется. Ощущаю запах пота, исходящий от моего тела.

Раз никто не говорил, что мне делать нельзя. Значит, можно – всё.

Если он рассчитывал, что я пойду вымаливать прощение и просить взять меня в дом. Под крышу. То он ошибся.

Взяв в руки обувь, я оглядела обширную территорию «дворца». К моему сожалению, спрятанному за высоким забором.

Под ногами аккуратные дорожки, стриженый газон. К собственному удивлению, я нахожу конюшню. Вероятно, где-то здесь содержались и иные домашние животные. Но сил на разведку уже не осталось.

Устало забралась внутрь, с завистью обнаружив отдыхающих в стойлах лошадей. Одно стойло оказалось свободным, убранным. Я улеглась прямо на сено, свернувшись калачиком.

Проснулась резко, ощутив во сне, как кто-то меня касается, пробираясь под подол платья. Вскочила, вжимаясь в стену. На меня пялился какой-то мужчина. Взрослый, бородатый. Крик страха замер где-то в груди. Кричать хотелось нестерпимо, но я не могла вымолвить и слова. Должно быть, он принял мою заторможенность как знак согласия.

Навалился всем телом на меня, бормоча что-то на незнакомом языке. Я пыталась сопротивляться. Отстранить его от себя, но все попытки оказались тщетными.

Ямадаев говорил, что отдаст меня своим людям. Но разве так? На глаза навернулись слёзы беспомощности. Я захныкала, ощущая прикосновение влажных губ к своей шее, испытывая отвращение.

– Я смотрю, ты развлекаешься, – раздаётся спокойный голос Якуба.

Мужчина, напавший на меня, тут же отскакивает. А я с ужасом понимаю, что он успел достать член из брюк и теперь торопливо приводит одежду в порядок. А на мне ведь не было даже трусиков. Они остались там, в спальне «хозяина».

Якуб обращается к нему не по-русски. Голос спокойный, выдержанный, но насильник, не успев подняться на ноги, спотыкаясь, падает и на карачках выползает из конюшни.

Проводил его взглядом и вернул внимание на меня.

Он отчего-то зол. Знаю его всего ничего, но уже умею распознавать эмоции. Их нет на лице. Они доходят до меня радиосигналами. И сейчас меня обдаёт волна его ярости.

Смешно. Чего ему злиться?

– Может, не стоило вам мешать? – склоняет голову. Изучает. Уголок губ ползёт вверх, но это не улыбка, а волчий оскал. – Отымели бы тебя хорошенько, глядишь, послушной бы стала. Сговорчивой.

– Может, и не стоило, – огрызаюсь, задирая подбородок и находя в себе последние крупицы силы. Я так устала и измотана, что совершенно не отдаю отчёта словам, срывающимся с губ, – зато ты бы ко мне точно больше не притронулся.