Маркиз и Жюстина - Олег Волховский Страница 8

В следующем зале нас ждут орудия поменьше, они расставлены в витринах с подсветкой и прихотливо украшены литьем и узорами по металлу.

– А это зачем? – удивляется Жюстина.

– Оральные и анальные груши, а вот эта, побольше – вагинальная.

Действительно, похоже на грушу с литой рукояткой вместо черенка.

– Вводили в рот, анальное отверстие или влагалище. При закручивании винта, сегменты груши раскрывались, разрывая внутренние органы. Смертность практически стопроцентная. Острые концы сегментов впивались в стенку кишки, глотку или шейку матки. Оральная груша применялась для допросов еретических проповедников, анальная – обвиняемых в гомосексуализме, а вагинальная – женщин, заподозренных в интимной связи с Дьяволом. Зачастую люди признавались во всех смертных грехах сразу после введения груши, от одного страха. И потом все они были казнены. Говорят, она применяется и в наше время, правда, без средневековых красивостей, проще и грубее.

Мы долго бродили по музею, вновь и вновь возвращаясь к тем орудиям, которые заставляли наши сердца биться чаще, губы трепетать и сладкую истому разливаться снизу вверх вдоль позвоночника.

Садомазохизм изобрел уж точно не маркиз де Сад. Задолго до века Просвещения в средневековой Франции все это уже знали господа-доминиканцы.

Мы не одиноки. Не у нас одних горят глаза. Музей хорошо посещаем, билеты перед входом разлетаются на ура. И публика ходит по музею и прячет горящие взгляды. Мы отличаемся от них только тем, что решились воплотить наши мечты.

Мы вышли на улицу. Я взял ее руку: горячая и чуть-чуть дрожит. Тяжело дышать, сердце бьется почти у горла. Жарко, градусов сорок.

– Ты хочешь?

– Да.

– У нас ничего нет.

Мы оставили девайсы в Москве, опасаясь досмотра багажа. Таможенники могут удивиться. Можно просто заняться любовью, но обычный секс кажется скучным и пресным по сравнению с экшен. Ваниль она и есть ваниль: ни вкуса настоящего, ни цвета.

– Пойдем!

Небольшой готический храм у крепостной стены. Мы вошли внутрь. Там гораздо прохладнее, но это почти не помогает. Она подходит к лотку со свечами, покупает небольшую, белого цвета, и улыбается. Я думаю, что с такой улыбкой в церковь не пускают.

– Жюстина! Ты гений! Купи еще пяток.

– Я столько выдержу?

– Ну, на будущее.

Дорога от замка украшена флагами французских городов. Ярко-красный с золотым крестом флаг Тулузы. Остальные – мимо! Мы летим в гостиницу, почти не замечая пути.

Уже на подходе я вспомнил еще об одном. Слава богу, нашлась аптека!

– Заходи! – скомандовал я.

– Да, ладно! Давай побыстрее!

– Безопасность прежде всего. Я за тебя отвечаю. Кто из нас государь, а кто подданный?

К счастью, здесь у них всегда все есть, а французский я знаю неплохо.

– Monsiuer, du baume pour des brûlures et de l’antiséptique… [2]

Продавец кивнул.

Я размышлял, не нужно ли чего-то еще. Жарко. Давление может подняться.

– Et de l’anapriline aussie [3].

– Quoi? [4]

Вот черт! Названия лекарств не совпадают!

– Quelque chose pour l’abaissement de la tension [5].

– Sur l’ordonnace du docteur [6].

Чертов европейский совок! Патерналистское общество. Воистину, Россия – самая свободная страна мира.

Я вздохнул. Ладно. Это только на всякий случай. Пока эксцессов не было.

Мы расплатились и вышли.

В номере работает кондиционер. Хорошо работает. Замечательно! Даст бог, анаприлин и не понадобится.

Я поставил на стол тарелку и положил на нее свечи.

– Жюстина, раздевайся и в постельку.

Она с готовностью подчинилась и залезла под одеяло.

– На живот. Руки под подушку.

Я спускаю одеяло до ямочки между ягодицами и любуюсь ее обнаженным телом. Следов предыдущего экшен почти не осталось. Еще бы! Неделя прошла. Все зажило. Только шрамик на правой ягодице, но это давно. Мой недосмотр. С нижнего нечего спрашивать, он себя не контролирует. Вся ответственность на верхнем – это мне здорово вбил в голову мэтр Кабош.

Я нежно-нежно провел рукой по ее спине от шеи к копчику и почувствовал, как она затрепетала под моей рукой.

– У нас спички есть? – шепотом спрашивает она.

– Тьфу, блин! Курить, что ли, начать?

– Спустись вниз. Там наверняка можно купить… только побыстрее.

– Мигом.

Спичек я не нашел и, не мелочась, купил зажигалку. Она ждала. Вымыл руки, зажег свечу. Подождал, когда растопится парафин и скопится маленьким озером возле фитиля. Пододвинул стул к ее кровати.

– Ну, придется немного потерпеть.

Я наклонил над ней свечу, для начала в полуметре над кожей: воск стек ей на спину. Она вздрогнула и укусила подушку, чтобы не кричать. Да ну! Не больно, я пробовал. Тепленький парафинчик. Не больше шестидесяти градусов. У фитиля немного погорячее.

Жду, когда скопится очередное озеро.

– Жюстина, еще чуть-чуть.

Она вздрагивает под очередной каплей.

Еще и еще. Десять сантиметров, пять. Вообще-то пережимаем. Уже небезопасно, говорят, в церковные свечи добавляют хоть каплю пчелиного воска, а у него температура плавления выше.

Ну, теперь ждать. Три-пять минут. Чтобы эндорфины начали выделяться в кровь. Потом можно развлекаться на полную катушку. Я посмотрел на часы.

Она задышала ровнее и расслабилась.

– Все, мой государь. Давай! Можно.

– Подожди! Еще немного.

Через две минуты мы начинаем. Точнее, начинаю я. Дело нижнего расслабиться и получить удовольствие. Вся работа – на верхнем. Недаром маркиз де Сад, выпоров своих шлюх, заставлял их пороть себя. Оно круче, хотя и приходится вначале немного потерпеть. Думаю, процентов восемьдесят кайфа приходится на долю нижнего. Но я пока не собираюсь менять амплуа. Попривык как-то.

Жюстина стонет и извивается под каплями жидкого воска. Наверное, соседи за стеной решили, что мы трахаемся. И хорошо. Иначе не поймут.

Я лью без зазора, прямо с края свечи на тело, и пламя почти касается ее кожи. Черт! Надо бы связать. Так она тратит энергию на то, чтобы давить рефлексы и не метаться от огня, и не может по-настоящему расслабиться. Хотя свечка – тоже ничего особенного. Совал я в нее пальцы – вполне терпимо. Если недолго.