Амадора. Та, что любит… - Ана Феррейра Страница 8

Он был примерно моего роста. Если бы я надела свои черные босоножки на высоком каблуке, то оказалась бы выше его. Моретти, Сидни Шелдон, «Гнев ангелов», Мишель Моретти.

Мы вошли с лифт с зеркальными стенками, и я возненавидела свои линялые джинсы и кофточку с синими звездочками на воротничке и на манжетах. Детская одежда — изящества ни на грош…

Лифтер был в такой же серой шляпе, как и швейцар.

— Тринадцатый.

Лифт поднимается. Я опускаю голову. Коврик под ногами цвета морской волны с серыми буквами ОКП. Догадываюсь, что О — это отель, П — Палас, а К — скорее всего, королевский…

Тринадцатый этаж. Лифт останавливается, дверца открывается. Мы выходим и попадаем в широкий коридор с множеством пронумерованных дверей. Когда красавчик Сиру вставляет ключ в замок сто двадцать девятого номера, сердце у меня уходит в пятки… Он отворил дверь. Я вошла первой. Он просто хотел меня трахнуть — ясное дело — это я была ему на завтрак… На правой руке у него красовался перстень, обручального кольца на левой не было, но наверняка у него жена и дети, а может быть, и внуки… Трое внуков. Одному девять, другому семь, третьему пять лет — вот какие внуки.

Я внимательно осмотрела номер. Все меня смущало, особенно гигантских размеров кровать. Никогда я не лежала на такой кровати, хотя уже перебывала с разными парнями в разных местах. На улице, в гараже, в комнате, в машине… В машине у парня по имени Нету, с которым переспала накануне — несколько часов назад — в его холостяцкой койке, на простыне с желтыми цветочками, никак не сочетавшейся ни с полосатой наволочкой, ни с клетчатым покрывалом, от которого тянуло чихать. Он походил на греческого бога, но вкусом не отличался. Был неловок, плохо одевался и обувался, волосы у него были вечно взъерошены, и смеялся он как‑то странно…

Вижу в зеркале, что красавчик снимает рубашку… Вся грудь волосатая. Спина тоже! У Нету грудь безволосая, чистая, волосы только ниже пупка. И нет такого живота. На несколько мгновений мне показалось, что Нету — это единственная, большая и последняя любовь в моей жизни. Мне были дороги все его недостатки, я готова была тут же выйти за него замуж. Почему его здесь нет?!

Красавчик снял ранец у меня с плеч и протянул меню с теми же инициалами, что на коврике в лифте.

— Выбирай, дорогуша. Потом я отвезу тебя домой. Расслабься — я не сделаю ничего, что было бы тебе неприятно, так что не беспокойся… У тебя губки — словно клубничка, до чего поцеловать охота… Но я не буду. Обещаю. Ты шампанское когда‑нибудь пила?

— Да, конечно. На Рождество.

Он улыбнулся, набрал по телефону номер два, и через пять минут позвонили в дверь. Шампанское. Красавчик сунув в руку рассыльному бумажку в пятьдесят реалов.

Все‑таки он был довольно мил, и я скоро примирилась с его волосатостью. В нем оказалось мало от знаменитого актера, но довольно много от благородного разбойника. Это прибавило адреналина.

— За твою красоту как не выпить! А имя у тебя — как песня…

Он с хлопком откупорил шампанское, а я силилась понять, почему имя у меня как песня.

— За твою красоту!

Пузырьки приятно щекотали мне небо.

Красавчик снял ботинки, разлегся на кровати и подозвал меня, точно кошку.

— Кис, кис, кис… Поди сюда, присядь…

Я выпила еще глоток и села подле своего ухажера. Он принялся ласкать мне волосы… Я не сопротивлялась, и он стал гладить мне плечи и спину… Потом резко остановился, чтобы вновь наполнить бокалы.

— А теперь за что выпьем?

— За то, что ты красивая. Не беспокойся — я же не говорил, что хочу с тобой переспать… Просто пригласил тебя позавтракать, ты согласилась — только и всего… На завтрак у нас шампанское. Если хочешь чего‑нибудь еще…

— Мне совсем не хочется есть.

— Мне тоже. Я сыт тем, что смотрю на тебя. За твою цветущую красоту, за твой шарм, за твои прекрасные бедра… Если бы даже я их не разглядел, достаточно их представить, чтобы оказаться на седьмом небе от блаженства!!! Ну, выпьем!

Я засмеялась. Мне хотелось раздеться догола и побыть в одиночестве в этом прохладном номере. Хотелось попрыгать на кровати!.. Но здесь был красавчик, бесцеремонно тискавший мои груди. Голова шла кругом, и я ощущала, как холодок, пробегавший по спине, достигал сосков, когда к ним прикасались чужие, волосатые руки…

— Тебе нравится?

— Не знаю…

— Лучше снять кофточку и лифчик… Можно?

Я промолчала, но поскольку он читал мои мысли, то именно это и сделал.

— Красивая грудь…

Он стал целовать мне соски, я застонала — и тут все пошло‑поехало. Я сама расстегнула и сняла джинсы. Все плыло перед глазами. Хотелось еще шампанского, от которого душа у меня воспаряла, а тело требовало ласк… Я выпила еще бокал и увидела себя в зеркале в одних трусиках. Эти трусики раньше носила Сильвия, моя двоюродная сестра… У меня какая‑то мания — носить чужие трусики.

Я заметила, что то, что у него в штанах, сильно увеличилось в объеме… Он снял брюки и трусы — видно было, что он сильно возбужден. Петушок у него был меньше, чем у Давида, но больше, чем у Никодемуса. Он набросился на меня, как медведь, и больше не называл красивой, а красоткой, милашкой… Мне больше нравилось, когда он называл меня красивой — по крайней мере, я чувствовала себя непринужденнее… Он легонько покусывал внутреннюю поверхность моих бедер, потом полизал киску, от которой, должно быть, еще попахивало зеленым мылом. Я терпеть не могла это мыло, но мама все равно его покупала.

Я сжала его голову своими крепкими ляжками, потом широко раздвинула ноги… Он скользил языком по всем стенкам, выпуклостям и впадинам и после обхватил мою задницу и сказал: «Розовая попка». Я и сама знала, что она розовая — в зеркале видела. Я зажмурилась и стала думать обо всех мужчинах земного шара — от Силвиу Сантуса до мальчика в кепке… Передо мной проносились футболисты, политики, пловцы и те, кого я видала по телевизору, но ничего о них не знала… Самые красивые и самые неказистые… Остановилась на Майке Тайсоне. О Нету не вспомнила ни разу — как и о медведе, который меня сосал. Вдруг он останавливается, обхватывает руками мне голову — и я понимаю, что сейчас начнется самое главное. Я пыталась представить члены знаменитых и ничем не примечательных мужчин, но ничего не получалось — и принялась сосать тот, что передо мной, без особого воодушевления. Он не обиделся.

— Хочешь, я тебя еще немножечко полижу, мой ангел?

Я молча легла и раздвинула ноги. Он все начал сызнова. На сей раз мне захотелось посмотреть, как он это делает… Тут он остановился и, натянув презерватив, вошел в меня. При каждом толчке он стонал: «М‑м‑м!», а я вскрикивала: «Ой!»

Несколько раз он пытается поцеловать меня в губы, но я уклоняюсь. Член у него становится все агрессивнее, и мне хочется одного — чтобы все поскорее кончилось… Волосатые руки, грубый голос, яростные толчки… Злой он… Словно исполняет какой‑то мрачный обряд!