Охотник за головами - Дмитрий Манасыпов

Год 1405-й от смерти Мученика,

перевал Лугоши, граница

Вилленгена и Хайдар

Волков всегда ведет вперед голод. И забота о потомстве, которое от голода может не дожить до весны. Буран накрывал горы всю прошедшую неделю, зверье отсиживалось по убежищам, норам, берлогам. А в логове подрастали волчата. Зима пришла в этом году неожиданно рано, как не было никогда на памяти вожака стаи. Холодать начало еще в октябре, снег выпал уже в его середине.

Дорога проходила через леса у подножия гор, проторенная и надежная. По ней всегда взад-вперед бегала, шла и еле переставляла ноги легкая добыча. Хотя легкой она была не всегда. Иногда она огрызалась и уносила жизни членов стаи. Иногда добыча решала, что именно она охотник. Тогда приходилось хуже всего. В лес и в горы шли цепочки людей с огнем, острым железом и быстрыми стрелами. А перед собой охотники гнали четвероногих легавых, выслеживающих волков. И волкодавов, справиться с которыми зимой удавалось немногим серым.

Вожак был немолод. Так и должно быть, как еще? Опыт, сила, зрелая и выносливая, упорство и забота о стае. Он не хотел выходить в ночь, охотясь на двуногую добычу. Хотя выбор оказался только таким. Все села окрест загодя загоняли скотину в дома, пережидая и холода, и голод тех, кто приходит ночью. Другие, у которых дома окружали высокие и крепкие стены, волков не боялись. Выход оставался один – идти к заносимой снегом дороге, к перевалу. Это грозило опасностью потом, но потом не страшно. Страшнее потерять волчат сейчас. Стая не могла позволить себе такой глупости и безрассудства, стая должна жить дальше.

Логово вожак устроил в запутанной паутине ходов под старыми холмами на самой границе леса с горами Карваш. Толстые, ломкие стебли засохшего осенью лесного плюща мягко пошевелились, пропуская разведчика. Лохматая тень скользнула в тепло логова, быстро нашла вожака, приникла к его уху. Стая вокруг просыпалась, быстро, мгновенно, зло и жадно. Голод толкал вперед, дразнил свежим запахом добычи от мокрой и снежной шерсти вернувшегося брата. Вожак сидел, думал, прикидывал. Оглядел красноватыми глазами сородичей, худых, со впалыми животами, самок с пустыми сосцами, из тех, что ощенились недавно. Двинулся к выходу, стая пошла следом.

Луна катилась полновесной серебряной монетой по иссиня-черной простыне неба. Звезды остро и колко бросали лучи, отражавшиеся от алмазной крошки снега, ветра пока не было. Вожак встал на мощные задние лапы, вытянув шею и распрямив длинные передние лапы, завыл, угрожающе и зло. Волькудлаки Карвашей шли на охоту.

Чуть позже…

Ночь, застающая путников в дороге, не разбирается в разнице человеческих сословий, принадлежности к цехам и гильдиям. Равно как в уровне достатка и пожеланиях к ужину и проведению сна. Особенно зимой, в предгорьях высоких, с белыми острыми шапками Карвашей, лютой и богатой на секущий по лицу снег вперемешку со льдом. Ночь играет свою игру, беспощадную и увлекающую, ночи весело.

Ей, черной и беспросветной, наплевать на чаяния купца из Пешта, желающего побыстрее добраться до дома. На мольбы паломников, бредущих к святому источнику Гипоклепиуса, что в землях Безанта. Не разжалобить ее, жестокую, мольбой крестьянской дочки, желающей добраться с семьей до родного села, целой и невредимой. До дома, где ее ждет жених, широкогрудый улыбчивый кузнец. Ночь не позволит убрать руку с навершия тяжелого меча рыцарю из северного Нессара, идущему в поход против нечестивых язычников лабусов, на Янтарное побережье. И даже суровый мореход из Абиссы, если судить по темной повязке на глазу и по теплому «капитанскому шарфу» на шее, наверняка знающийся с чертями, вздрогнет, заслышав тяжкий и тягучий вой вдали.

Ночь в Карвашах, зимняя студеная ночь в страшных горах. Она кажется живой, эта ночь, пляшущая кровавую пляску в бликах на остром лезвии под горной луной. Темная, накатанная полозьями и колесами, полоса дороги… и огонек, крохотный, мерцающий сквозь буран, где-то там, впереди. К нему и стремятся все, кто оказался здесь в эту зимнюю лихую ночь. Если не опередят темные силуэты, мелькающие позади, старающиеся догнать, схватить, растерзать. Напиться горячей сладкой крови и парящего мяса, выгрызаемого из еще живой и орущей от боли и ужаса жертвы. Тут все решает скорость, ярость и храбрость… и тех и других.

Тени мелькают все ближе и ближе. Луна отражается в блестящих ртутью глазах, красных, желтых, зеленых. Светлая ночь помогает заметить бросок стремительного серого тела, позволяет рассмотреть момент, когда хищники уже рядом. Люди встают в круг, окружая себя кольцом из острой стали, дерева посохов и палок, плюющихся огнем факелов. Серые тени все ближе, гонимые голодом и неумолимые.

– Господи, помоги! – Крик, одинокий, дрожащий, летит к луне. Тени все ближе.

Моряк из Абиссы, за каким-то чертом оказавшийся здесь, в глубине континента, в горах, неожиданно шагает вперед. Сплевывает на снег вязкую табачную жвачку, убирает руку с эфеса своей боевой шпаги. Люди застывают, глядя на него обезумевшими глазами. А тот опускает конец вязаного морского шарфа, вытаскивает что-то темное. Луна отражается на металле, тени замирают, разворачиваются, исчезают…

Год 1382-й от смерти Мученика,

побережье Северного моря,

Доккенгарм

Ноги сами несут тебя вперед. Быстрее, быстрее, беги, беги, пока можешь. Не можешь, тогда иди, ползи на коленках и животе, катись колесом под горку. Двигайся, если хочешь остаться в живых. Что… Что?!! Треск за спиной, недалеко, ближе, чем думалось!!! Вороний грай, черные точки вверх, взмахивая крыльями, тонкие ветки подлеска ходуном, из стороны в сторону. Быстрее, сколько есть сил, ну же, ну!!! Юбка давно распорота одним ударом ножа посередине и все равно мешается. Хлещет по ногам, норовит загнуться внутрь, запутаться за коленями, сколько ни придерживай ее руками. Красные башмаки из искусно выделанной козлиной кожи скользят, ведь недавно здесь нещадно хлестали тугие струи дождя. Колотится в груди, остро колет в боку, но не остановиться… вперед, вперед!

А сзади нарастает треск, разлетаются под ногами сухие ветви и сучья. Преследователи не скрываются, бегут именно за тобой. Неудержимые в своей жажде и этой погони, и ее финала. Треск идет по пятам, ломится через сухостой и молодой ельник, как сильный и быстрый зверь, который ни за что не отпустит жертву. Он рвется вперед, поводя чутким носом, ловит страх, пот, желание жить… и идет по следам. Неотвратимый и догоняющий.

Корень вяза, такой незаметный, подло и предательски торчит над землей. Носок башмака, длинный, модный, входит как раз под него. Тело само делает рывок вперед, не успевая остановиться. Стопу и чуть выше ее рвет короткий огненный укус боли, земля сильно бьет в колено и выставленные руки. Острый скол небольшого сучка пропарывает кожу на правой ладони, но это не важно, вовсе не так важно! Важнее мокрая после недавнего дождя глина, листья и трава, устилающие пологий склон оврага внизу. Таких здесь не так уж и много, но именно этот оказывается прямо на пути. Тщетно пальцы пытаются ухватиться за что-то, тело сопротивляется, но не может ничего сделать.