Венганза. Алый рассвет - Ани Яновска

Глава 1 Возвращение в Сан-Висенто

Алехандро Родригес въехал в город точно в полдень. Ржавая стрелка часов на городской ратуше с громким скрежетом передвинулась к цифре «двенадцать». Вместо красивой мелодии, памятной ему с детства, часы с трудом выдавили несколько заунывных нот, колокол захрипел и после единственного несмелого удара замер в молчании.

Улицы были пусты. Полуденный зной немилосердно прожигал спину Алехандро под светло-коричневой курткой. Пыльные дороги предгорий Сьерра-Альте заставили его спрятать лицо под платком, а широкополая рейнджерская шляпа скрывала в тени лоб, так что на виду оставались только внимательные темные глаза. Широкие плечи, уверенная посадка в традиционном для этих мест асконском седле с высокой лукой, великолепный черный жеребец, послушно ступающий по булыжнику городских улиц привлекали к приезжему внимание – на него смотрели украдкой из-за занавесок, из-под полотняных навесов у входов в лавки и магазины, из дверей баров и из окон красивого белого особняка под яркой оранжевой крышей.

Родригес ощущал эти взгляды, не слишком доброжелательные, настороженные. Сан-Висенто! Он не был дома почти десять лет. Неудивительно, что его не узнают.

Храм Святой Девы оказался таким же прекрасным, как ему и помнилось – высокие башни с двух сторон от входа устремляются в небо, белый камень стен сверкает на солнце, лепные украшения и тонкие пилястры радуют глаз, высокие двери гостеприимно распахнуты.

– Жди здесь, Гром, – велел коню Алехандро и направился в храм, не позаботившись привязать черного жеребца. Гром слишком умен, чтобы оскорблять его подобным обращением.

Перед тем, как войти в храм, Алехандро снял шляпу и опустил платок, открывая загорелое широкоскулое лицо с крупными чертами и хищным носом.

Под высокими сводами царила приятная прохлада. Солнечные лучи, падая через цветные витражи, расчертили пол прекрасными рисунками, но Алехандро не смотрел на них, как бывало в детстве, с жадным любопытством. Он стремительно шагал вперед, прижимая к груди шляпу и боясь, что опоздал. Что все завершилось без него, и чужие люди заняли его место рядом с семьей в тот момент, когда он так отчаянно нужен им!

В тишине храма стук каблуков отдавался эхом. Пусто, только у алтаря склонилась одинокая фигура в сером плаще исповедника. Алехандро приблизился и почтительно осенил себя знаком Весов.

– Благословите, падре.

Исповедник обернулся. Молодой, слишком молодой, по мнению Алехандро, ожидавшего увидеть кого-то вроде прежнего исповедника – седого и степенного падре Теодоро. К тому же светловолосый, как северянин, что сразу вызвало у Алехандро неприязнь. Традиционный серый плащ с вышитыми на груди Весами скрывал его фигуру, но было заметно, что исповедник высокий и худой.

Тем не менее это был исповедник, и Алехандро опустился на колено, склонил голову.

– Я Алехандро Родригес, падре, и прибыл…

– На похороны, – закончил за него исповедник, в его голосе Родригесу почудилось напряжение, возможно даже злость. – Я падре Энрике, да пребудет с тобой благословение Девы.

На кладбище они ехали вдвоем, падре Энрике на своей серой кобылке, опасливо косящейся на Грома, держался чуть впереди. От взгляда Родригеса не ускользнуло, как исповедник, оказавшись в седле, привычным жестом проверил арбалет у бедра. Арбалет – армейский «Питон» и то, как падре держался в седле, многое сказали бывшему рейнджеру.

Мрачные мысли одолевали Родригеса. Он только надеялся, что пока они с исповедником добираются до кладбища, друзья и соседи поддерживают его семью. А все вопросы он задаст потом. Обязательно задаст.

Старое городское кладбище, окруженное рощицей чахлых акаций, встретило их мертвой тишиной. Алехандро с изумлением понял, что у белого с бронзовыми украшениями гроба только трое: укутанная в траурную мантилью мать, отец в своем лучшем костюме и бабушка. Да еще могильщики, укрывшись в тени фамильного склепа Родригесов, терпеливо ждали окончания церемонии.

– Алехандрито! – услышал он дрожащий старческий голос и поспешил на зов.

Донья Кармен, маленькая сухонькая женщина, сидела в кресле с колесами рядом с отцом. По ее морщинистым щекам текли слезы, теряясь в складках черного траурного наряда.

– Мой мальчик! – прошептала мать, прижимая ко рту кружевной платочек.

Отец, сильно поседевший и постаревший на десяток лет, судорожно дернул головой и указал глазами на гроб. Алехандро приблизился, все еще не желая верить тому, что видят его глаза, хотя и знал, что едет на похороны брата, и все два дня пути эта мысль жгла его и мучила. На войне он повидал всякое: гибель друзей, изуродованные тела солдат и мирных жителей, смерть во всей ее неприглядности. Но мысль о том, что его младший братишка, который остался дома, которого он всеми силами пытался уберечь, лежит в этом белом гробу, причиняла ему ужасные страдания.

Алехандро страшился увидеть обезображенное лицо брата. Однако смерть пожалела Мигелито – тот был похож на спящего ангела. Черные кудрявые волосы обрамляли тонкое бледное лицо, длинные густые ресницы сомкнуты, а брови застыли в выражении вечного изумления или испуга. На грудь Мигеля положили обломки гитары, пальцы сомкнулись на грифе с оборванными струнами. Так же оборвалась и жизнь брата. Алехандро судорожно выдохнул сквозь зубы. Веселый, юный, обожающий музыку и жизнь Мигель, всеобщий любимец. Его смерть казалось нелепой, ужасной и несправедливой.

Характерная рана от арбалетного болта в шее брата недвусмысленно открывала причину смерти.

– Кто это сделал? – голос Алехандро прозвучал хрипло и сдавленно.

– Мы не знаем, – покачал головой отец. А мать затряслась в рыданиях.

Алехандро перевел взгляд на исповедника.

– Я написал в Орден, попросил прислать медиума, – падре Энрике утешающим жестом коснулся плеча доньи Кармен. – Возможно, ему удастся ответить на этот вопрос. После церемонии упокоения я запечатаю гроб печатью Ордена.

– А что сказал комиссар?

Вместо ответа мать снова зарыдала, а отец, обнимая ее, попросил исповедника:

– Падре, пусть Алехандро простится с братом, и обряд упокоения пройдет как можно скорее. Мы уже не в силах выносить это…

Алехандро склонился к гробу, коснулся бледного лба Мигеля, прошептал:

– Я узнаю, кто это сделал, и отомщу, Мигелито, клянусь тебе!

Исповедник начал ритуал упокоения. Он прочитал нараспев негромким, но звучным голосом молитву и приготовился начертать упокоительную печать на лбу погибшего. Мама и бабушка тихо всхлипывали, у отца вздрагивали плечи.

Алехандро стоял неподвижно, глядя в лицо Мигеля, пытаясь запомнить его навсегда.

Грохот копыт нарушил кладбищенскую тишину. Из рощицы вылетели всадники с закрытыми одинаковыми черными платками лицами. Три мощных коня темной масти легко перемахнули низкую кладбищенскую ограду, топча погребальные венки и сухую траву, понеслись прямо на людей. Алехандро сорвал с плеча арбалет раньше, чем успел осознать, что делает. Болт уже лежал на ложе, хищно подрагивая бритвенно острым лезвием наконечника. Пусть только сунутся к его семье! Всадники осадили коней в десятке шагов, и в гроб Мигеля полетели бутылки, разбились о резную крышку, выплескивая черную густую жидкость, и гроб облизало жадное пламя. Алехандро хватило одной секунды, чтобы понять: потушить не выйдет. Он закрыл бабушку от яростной белой вспышки тарийского огня – секретной алхимической смеси, которой Тарийская Империя сжигает вражеские корабли.