Академия Весны - Ксюша Левина

Перед прологом

Рейв Хейз. За неделю до начала учебного года

Машина отца тормозит у самого крыльца, поднимая в воздух пыль. Кажется, что колеса дымят, но проходит пара секунд – и она снова клубится, теперь уже под подошвами мужских ботинок. Подходит к концу слишком засушливое, жаркое лето, которое прожгло землю, и мы все чахнем, таская по ней свои унылые тела.

Я вижу, как двери распахиваются, как с заднего сиденья вытаскивают девчонку и она вскидывает голову. Невысокая, тонкая, хрупкая. Лет восемнадцати, не больше. Длинные лохматые волосы до самой поясницы и яростный визг. Она поражает с первого взгляда, прежде всего тем, что смотрится посреди ухоженной лужайки дома Хейзов как одичавшая неряшливая роза на покрытой клевером идеальной пустоши.

Можно представить, что девчонка знает о моем существовании и намеренно смотрит на окна второго этажа, за которыми я стою, сжимая подоконник до побелевших костяшек пальцев. Но на ее глазах повязка, и это маловероятно. Она будто чувствует мое присутствие и продолжает торчать на лужайке, задрав голову, пока ее не дергают в сторону крыльца.

Отталкиваюсь от подоконника и выхожу из комнаты. Мимо испуганных прихвостней отца и блеющей что‐то уборщицы. Все взволнованы и напуганы. Останавливаюсь на верхней ступеньке лестницы, там, где проходит граница света и тени, – меня никто не сможет увидеть с первого этажа. Дальше шагнуть не получится: отцом выставлена защита, которая мне не по зубам. Я могу только смотреть и слушать. Или выйти в окно, если пожелаю. Туда путь свободен всегда.

Девчонку затаскивают в холл. На запястье сверкает серебряный браслет, блокирующий ее магию. Она в летнем белом платье и босоножках, не по траминерской почти осенней погоде. И я могу увидеть такое же «украшение» на щиколотке. Либо пленница очень сильна, либо отец и его шайка стали слишком трусливы. Руки нашей гостьи украшены тонкими золотыми цепочками, фенечками, каменными бусинами-артефактами. У нее потекла тушь и на щеках остались длинные черные разводы, будто шрамы. Алая помада смазалась, запачкала зубы, будто они только что вонзались в шеи обидчиков и разрывали артерии.

Девчонка кричит, рычит, утверждает, что всех уничтожит. И на браслеты уже нет надежды: тот, что на запястье, сверкает и сыплет искрами, опаляя пушистый ворс винтажных ковров, а по щиколотке к пятке стекает тонкая струйка крови. Пленница ярится так, что взрываются антикварные вазы. Она подбирает самые отборные словечки, какие только существуют в траминерском, дорнийском или аркаимском языках. Мне остается только смотреть, как люди отца пытаются усмирить Брайт Масон. Сжимаю пальцы и чувствую, как между ними потрескивает магия. Мне ни к чему вставать на защиту иной, это вообще не мое дело.

Девчонка не может колдовать. Не может видеть. Не может ничего сделать, чтобы себя защитить. Но она сгусток отчаянной дикой энергии, и это впечатляет, шокирует, как первое откровение. Первый порножурнал, первая рок-баллада, первый выход в открытое море.

Ей на шею накидывают пару амулетов, сделав совершенно послушной, а через час на пороге дома появляется Блэк Масон. Ее отец. Он рыдает. Он соглашается работать на Траминер.

Смешно, как ловко отец все придумал. Он заманил Масона слезливой историей про умирающих детей, твердил, что стране нужен спаситель, нужно лекарство, волшебная пилюля, которая спасет от вымирания целую расу магов земли, а в итоге берет в заложники и доктора, и его дочь, а единственная благодарность за сотрудничество от Траминера – шанс для этих двоих выжить. Это все большой обман, так типично для Ордена Пяти, что уже набило оскомину.

Брайт Масон сидит прямо на полу, посреди комнаты, скрестив ноги, с совершенно ровной спиной и гордо вскинутым подбородком. Это впечатляет. Мой отец смотрит на нее со смесью презрения и восхищения. Да что там, все так смотрят. Ее отец молит о прощении.

– Па, все нормально. Справимся, – холодно бросает она в ответ на его рыдания.

И даже у бывалых прихвостней отца от этого уверенного спокойного голоса дергаются головы. Им всем неуютно. А я улыбаюсь.

Рейв Хейз. За пять дней до начала учебного года

Два дня назад Брайт Масон официально стала заложницей Ордена Пяти и обещала вести себя смирно. Выбора у нее, в общем‐то, не много: если она сбежит, ее отца немедленно убьют.

Орден давно объявил себя вне закона. Их глава – мэр Бовале, а остальные четыре лидера – влиятельнейшие люди. В Орден входит не больше сотни семей, своеобразная траминерская элита. Говорят, их цель – помочь истинным выжить во враждебном для них мире, остановить вымирание самой древней, но самой слабой расы магов земли. Поверим на слово. Еще ходит слух, что верхушка Ордена метит в правительство страны, чтобы продвигать свои расистские идеи в массы. Охотно верю! Ну и конечно, первейшая цель Ордена – спасти от страшной болезни чистокровных траминерских детей. А вот на это я очень надеюсь.

Глава Ордена уверен, что все траминерцы на его стороне, но на самом деле даже я, его родной сын, уже сомневаюсь, что цель оправдывает средства. Заманить в страну именитого талантливого ученого и взять в заложники его дочь – это уже точка невозврата, и я все больше сомневаюсь, что Стерн Хейз не безумец.

Брайт держат в северном крыле дома, в узкой часовой башне как раз напротив той, где расположены мои комнаты. Там, под самой крышей, всего одна неширокая спальня. Говорят, девчонка больше не кричит, не колотит в дверь, не требует выпустить ее, не объявляет голодовку, как было первое время. Она спокойно ест, мило со всеми разговаривает. Слушает музыку на полную громкость и делает вид, что приехала на курорт. Удивительное создание, которое бесит моего отца, но, что самое странное, она его пугает, а я никогда не слышал, чтобы кто‐либо вызвал в Стерне Хейзе хоть какую‐то эмоцию, кроме злости.

Меня это прямо‐таки восхищает. Всякий раз, как слышу от кого‐то из прислуги очередную сплетню про Брайт Масон, это неминуемо вызывает во мне приступ смеха. Ужасно интересно, что она собой представляет на самом деле, потому что горничные ее буквально боготворят. Кажется, весь дом стоит на ушах, ведутся споры, кто понесет странной пленнице завтрак. Я слышал, что она помадой написала на стене в своей комнате: «Хейз – старый козел». Потрясающе.

Мало кто знает – точнее, я более чем уверен, что знаю только я, – но на самом деле девчонка не сидит в заточении. Из своей спальни я могу наблюдать за тем, как каждую ночь Масон высовывается из окна. Я не знаю, что у нее за магия, но высота пятого этажа ей не помеха. Тело мгновенно трансформируется в сгусток черного дыма, обрастает перьями, и Брайт Масон улетает. Но всегда возвращается. Каждую ночь. Тут ее отец, и она ему, очевидно, предана.

Рейв Хейз. За день до начала учебного года

Это становится доброй традицией – в полночь стоять у подоконника и наблюдать за часовой башней, в которой держат нашу «гостью». Минута в минуту окно напротив открывается и оттуда показывается лохматая макушка Брайт Масон. Она смотрит по сторонам, потом садится на подоконник, поправляет складки своего летнего сарафана, потягивается, будто ото сна. Подставляет лицо прохладному, просоленному из‐за близости океана ветру и даже улыбается, прикрыв глаза. Сидит так пару минут. Это почти привычный ритуал. А потом прыгает вниз, у самой земли обращаясь черной птицей.