Свет – Тьма - Елена С. Равинг

«Нет в мире ничего, даже травки, над которой не господствовал бы дух».

Каббала.

Жарко…

Очень жарко и темно…

Глаза режет тьма…

От земли идёт пар, не давая вздохнуть…

Что-то надвигается. Чёрное облако — большое и страшное… Оно уже совсем близко… Совсем рядом…

Блестят молнии, льётся кровь… Его кровь…

И огонь…

Огромный живой огонь. Его языки тянутся вперёд — это когтистые, длинные лапы. Он смотрит, он завораживает, он зовёт…

У него человеческие глаза…

Его глаза…

Бездонные…

Трудно дышать…

Не хватает воздуха, я задыхаюсь…

Воздуха!..

—Аааай!

***

Я отстегнула поводок, и пёс сломя голову побежал вдоль реки, за несколько секунд превратившись в крошечную точку на горизонте. Маленькое, мохнатое существо — этакий пушистый комочек с белой шерстью и вздорным нравом — он только и ждал повода вырваться на волю, что в городской черте ему не было позволено. Что ж, пусть побегает. Через час он всё равно вернётся сам, так что у меня появилось время побродить, подышать утренним, свежим воздухом и подумать.

В шесть утра воздух был действительно свежим, по-весеннему прохладным и чуть влажным, хотя уже наполнялся ароматами раннего лета. И неважно, что рядом возвышался завод, газовым облаком периодически накрывавший центральный район, который располагался в низине, словно на дне большого, парящего котла. Всё равно — здесь было спокойно, свежо…

И красиво!

Мне нравилось гулять по утрам. В ранние часы город окрашивался совсем другими красками, люди только просыпались, чтобы бежать по своим делам, а возле реки не было ни души, так что никто не мешал спокойному уединению. Со Снежком мы спускались к воде, и, пока он бегал, я не спеша прогуливалась, рассматривая небольшой кусочек природы, сохранившийся посреди стекла и бетона. Извилистой, голубой змеёй река проползала через городскую застройку. Скалистые выступы плоских гор ограждали её с одной стороны, серые плиты набережной, покрытые небольшими островками зелени — с другой, а дальше река устремлялась к горизонту, свободная от урбанистических оков. Погружаясь в какое-то медитативное состояние, я часами могла разглядывать подёрнутую лёгкой рябью поверхность её неспешно текущих вод, любовавшиеся на своё отражение тёмные скалы и разбросанную под ногами разноцветную гальку.

Здесь я чувствовала себя по-настоящему спокойно, ведь в последнее время мне всё чаще приходилось так бродить. Вернее, я вообще не ложилась. Только в отличие от изредка попадавшихся прохожих, спешивших по своим ранним делам, я всю ночь проводила в комнате, боясь выключить свет. Как только я закрывала глаза, то видела один и тот же сон, который, словно навязчивая идея, повторялся из раза в раз и не оставлял меня в покое уже почти полгода. Каждую ночь мне снился огромный, живой огонь с человеческими глазами. Он преследовал и пугал меня, и я никак не могла понять — почему? От его взгляда бросало в дрожь, от его жара перехватывало дыхание… Ощущения были такими реальными, будто я заживо горела во сне! И только проснувшись я с облегчением понимала, что со мной всё было в порядке.

Раньше мне редко снились плохие сны, а теперь они стекались в голову, словно на заводе по производству кошмаров сорвало какой-то вентиль. Спать приходилось днём после учёбы или вообще на парах — тогда было немного спокойнее. Или же я просто ничего не помнила, поскольку буквально отключалась от усталости, нервов и бесконечного недосыпания.

Естественно, учиться я стала плохо. Появилась невнимательность, ухудшилась память, голова перестала соображать, и даже элементарные задачи стали даваться мне с большим трудом. Последнюю сессию я еле вытянула, едва не скатившись на тройки, хотя раньше получить даже четверку для меня было неприемлемо. Мне пришлось смириться и, ссылаясь на банальную бессонницу, раз за разом выслушивать разочарованные вздохи преподавателей, ведь им я не могла объяснить настоящие причины своей плохой успеваемости. Считая себя просвещёнными в вопросах медицины, они наперебой советовали попить различные успокоительные средства. Только мне ничего не помогало…

Не помогало даже оставаться вместе с Ваней — моим парнем. Он искренне верил, что, когда проваливался в сон, я тоже мирно засыпала. Однако его присутствие, собственно, ни на что не влияло и плохие сны не отпугивало. И всё же, подскакивая от очередного кошмара, приятно было осознавать, что рядом находился человек, который мог защитить от всех монстров и демонов, пусть даже и приснившихся. Так что с ним я хотя бы не испытывала такого страха, как в одиночестве…

Ну, не совсем в одиночестве.

Я жила с отцом. Только его я старалась не беспокоить своими проблемами. Во-первых, папе их и так хватало, а во-вторых, он ни о чём не знал по одной очень серьёзной и неприятной причине, которая давно лежала крестом на нашей семье — мою маму забрали в психиатрическую клинику из-за подобных кошмаров…

Отец рассказывал, что всё началось, когда она забеременела. Сначала мама стала нервной, её мучили непонятные страхи, она плохо спала и вскакивала по ночам с громкими криками.

Как и я сейчас…

Некоторое время она лежала на сохранении, поскольку из-за постоянного стресса у неё чуть не случился выкидыш на довольно большом сроке. Но врачи говорили, что таково было влияние нестабильного гормонального фона, и всё пройдёт, когда её организм придёт в норму. Беременность удалось сохранить, я родилась в срок — двадцать девятого февраля. Нечего сказать, отличная дата! Мой возраст приходилось отсчитывать четырёхгодовыми циклами и постоянно переносить день рождения на день назад, ведь в свидетельстве мне поставили двадцать восьмое число.

После родов мамины волнения на некоторое время прекратились, и всё моё детство мы жили, как нормальная, благополучная семья. Я ни о чём не подозревала, пока её болезнь не вернулась. Меня, конечно же, пытались оградить от этого всеми силами: ничего не рассказывали, уводили в другие комнаты, отправляли погулять или вообще увозили к бабушке. Но иногда я слышала, как мама кричала и рыдала, только была слишком маленькой, чтобы что-то понять. Потом она долго лечилась, принимала таблетки и в конце концов её положили в больницу. Она не была буйной, особенно под действием препаратов, поэтому её не изолировали, а на периоды улучшения отпускали домой.

Со временем я привыкла к такой жизни. Во многом благодаря отцу, который находился рядом даже в самые страшные моменты. Он всегда старался нас поддержать, уладить конфликты и внушить, что всё будет хорошо и вскоре совершенно наладится. Он никогда не допускал даже мысли развестись с женой… Хотя, может, и допускал, но ни на секунду не давал нам этого понять. Иногда мне казалось, что другой на его месте послал бы всё к чёрту и уехал куда подальше, но только не папа. Наверное, он до сих пор очень сильно любил маму, раз оставался с ней, несмотря на больничные стены и её расстройства психики. А ещё от папы всегда веяло уверенностью, словно он знал, что вот-вот учёные придумают препарат, который раз и навсегда избавит человечество от душевных недугов. Но психика была вещью тонкой, таблетками неизлечимой и операциям неподдающейся. А иногда психически больные люди оказывались даже более нормальными, чем мы — считавшие себя абсолютно здоровыми. Ведь никто до сих пор не знал, где проходила грань между нормой и отклонением от неё…