Громбелардская легенда - Феликс В. Крес

Ее высокоблагородию Н. Р. М. Верене, первой наместнице верховного судьи Имперского трибунала в Тромбе

Ваше высокоблагородие!

Прежде всего прошу простить меня за то, что не предстал перед вашим благородием лично. Я незамедлительно сделаю это, как только будет возможно, сейчас же, однако, в силу недомоганий, свойственных пожилому возрасту, никоим образом не в состоянии прибыть к вашему высокоблагородию, ибо обрек бы ваши глаза на воистину жалкое зрелище. Я отнюдь не жалуюсь, напротив, лишь оправдываюсь. Я знаю, сколь важно для вашего высокоблагородия время, и потому спешу передать плоды порученной мне работы, полагая, что особа скромного ремесленника здесь не самая важная.

Ваше высокоблагородие, в соответствии с полученным распоряжением я не щадил труда и усилий, чтобы собрать как можно больше сведений, касающихся жизни известной особы. Да позволено мне будет нескромно заметить, что в течение всего лишь двух лет — ибо лишь столько ваше высокоблагородие выделили мне времени — никто не сумел бы узнать больше, а ведь в мои обязанности входило еще тщательно записать все собранные истории. Подавляющее большинство этого времени было потрачено на многочисленные путешествия, в особенности в Дартан, хотя я и не скрываю, что эта часть задания была для меня самой приятной. Тяжелые горы — ваше высокоблагородие должны с этим согласиться — не то место, что могло бы хоть каким-то образом сравниться с дартанской Золотой Роллайной. Однако я не могу чувствовать себя в чем-то обиженным и не посмел бы жаловаться, ибо для скромного летописца поручение дочери императора само по себе уже достаточная награда, а ведь невозможно забыть также и о вашей великой щедрости. Теперь мне остается лишь просить прощения, что осмеливаюсь приложить к своему труду столь короткое и немногословное письмо. Я не отважился растягивать его на много страниц, зная, сколь ценно время первой наместницы судьи трибунала. Сотни исписанных листов, которые положит перед вашим высокоблагородием мой посланник, пусть выступят в мою защиту.

В самом конце позволю себе приложить тщательный и добросовестный подсчет всех расходов, которые не покрыл выплаченный мне казначеем вашего высокоблагородия аванс.

С надеждой, что ваше высокоблагородие не забудет о честном и прилежном ремесленнике, если еще когда-нибудь решит поручить кому-либо подобного рода работу, подписываюсь с величайшим уважением и благодарностью за оказанную мне честь

Ц. Зеризес, летописец

Помещения офицеров гарнизона располагались на втором этаже; к ним вела крутая, вечно погруженная во мрак лестница. Поднявшись по ней, надсотник прошел по недлинному коридору. Внутри здание сильно напоминало армектанский постоялый двор с комнатами для гостей. С некоторого времени сотники и подсотники Громбелардского легиона в Бадоре жили достаточно комфортно; у каждого была собственная комната — большая редкость в других гарнизонах. Найдя нужную дверь, комендант открыл ее без стука. Его ослепил все еще яркий, несмотря на вечер, солнечный свет, падавший через широко распахнутое окно. Полуобнаженная девушка, опиравшаяся руками о подоконник, оглянулась через плечо; с языка ее, похоже, готово было сорваться острое словцо. Однако, увидев вошедшего, она повернулась и вытянулась в струнку. В струнку — почти голая…

Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Он не знал, как себя вести с… такими. Зря он поднимался, нужно было послать дежурного легионера. Хотя… собственно, он ведь сам хотел к ней зайти. Он намеревался распорядиться свободным временем своей подчиненной и хотел показать, что подобные посещения не являются обычаем. Но в войске не было места подобным любезностям. Впрочем, даже если…

Он понимал, что ситуация является неловкой лишь для него самого, и это его раздражало. Армектанская лучница попросту ожидала распоряжений. Похоже, она даже не осознавала — и наверняка не помнила, — что раздета.

— Явишься ко мне. Немедленно. Одетая, — подчеркнул он, разозленный не на шутку, поскольку виноват был исключительно сам: после службы, в собственной комнате, она имела право ходить в такой одежде, в какой считала нужным. — Хватит с меня этих ваших голых сисек. Здесь войско, городской гарнизон в Бадоре, в Громбеларде. В Громбеларде! Дошло это хоть до тебя, армектанка?

Он повернулся и вышел, громыхая сапогами по лестнице. Она не успела даже подтвердить, что поняла приказ. Скорчив злобную гримасу, девушка топнула ногой и показала пустым дверям язык.

Она была в не меньшей ярости, чем комендант Арген.

Да, увы, это правда: она оказалась в Громбеларде. Армектанская простота нравов была неуместна в этом отвратительном, угрюмом и дождливом краю; впрочем, она была бы неуместна в любой из провинций империи. Иногда попытки делались в Дартане, но прихоти дартанских магнатов были неприемлемы в громбелардских горах. Дикость! Самая настоящая дикость! В Армекте офицер после службы охотно пил пиво или вино в обществе простых солдат и при этом каким-то образом сохранял свой авторитет. Здесь подобное просто невозможно было вообразить. Ей приходится постоянно расхаживать в мундире, спать в страшной ночной рубашке (а как же, выдали!), а может быть, даже притворяться, что никогда не ходит по нужде, поскольку подобное наверняка недостойно офицера!

Она не думала, что будет так тяжело.

Ее прислали сюда во главе десятки лучниц, чтобы те обучали громбелардцев стрельбе; здесь это оружие использовалось редко и не было популярным. Неизвестно, кто придумал послать сюда одних девушек, — достаточно того, что идея эта могла родиться лишь в больном воображении. Кто-то наверняка решил, что искусство женщин — которых почти не было в Громбелардском легионе — пристыдит местных вояк и склонит их приложить все усилия, чтобы перенять опыт. И действительно, у двух уже начал увеличиваться живот (комендант об этом еще не знал). Почетная миссия армектанских лучниц неминуемо должна была закончиться полным позором. Надсотник Арген с самого начала не скрывал своих опасений. «Вас прислали сюда мне в помощь, но чувствую я, что будут одни хлопоты, — сказал он при встрече. И добавил: — Заботься о себе, подсотница, и следи за своими подчиненными. Я знаю Армект, это совсем иной край, нежели Громбелард». И оказался прав. Однако она не думала, что будет настолько тяжко.

Сидя на койке, она нервно грызла ногти, но внезапно вспомнила приказ коменданта и вскочила. «Явишься немедленно», — сказал он. У Аргена «немедленно» означало: немедленно.

Форменная юбка, к счастью, была на ней, рубашка лежала на койке, но поддоспешник куда-то делся; она нашла только кольчугу и натянула ее прямо на рубашку. Офицерский мундир висел на колышке, вбитом в стену, и поспешный неосторожный рывок привел к тому, что в ткани появилась солидных размеров дыра. Сапоги были на месте. Пояс с мечом она застегивала уже на лестнице, пряжка не поддавалась, но в конце концов с ней удалось справиться. Солдаты во дворе, похоже, не замечали отвратительного моросящего дождя, зато с немалым любопытством поглядывали на бегущую подсотницу (которая наверняка должна была вышагивать гордо и с достоинством). Ворвавшись в здание комендатуры, она направила палец на часового: