Дезертир флота - Юрий Валин Страница 10

Вчера развести на ночь костер так и не удалось. Жуткое место: куда ни посмотри – густая, черная вода, стволы деревьев, густо обвешанные белесой клейкой паутиной. Ужинать пришлось всухомятку. Квазимодо кое-как нагреб мокрых веток, пристроил станину и короба со стрелами, свернулся сверху клубком. До рассвета в спине от проклятой треноги образовались вмятины – едва разогнулся. Еще ничего – Филин вообще спал наполовину в грязи, как дохлая ондатра.

Гамак бы заиметь.

Такими удобствами в отряде обладали только двое. Никому из моряков не пришло бы в голову тащить в поход плетенные из толстых веревок корабельные гамаки. Но оказывается, бывают и другие гамаки – легкие, почти невесомые, сплетенные из плоских шелковистых, похожих на водоросли волокон.

Квазимодо завидовал. Знал бы о таком удобстве, обязательно бы вложил деньги в такую полезную вещь. Хотя сейчас, в военном походе, скотина Глири наверняка не дал бы в таком гамаке ночевать. Не положено солдатам спать удобнее, чем командиру.

А вот драгоценным ныряльщикам – положено. Двое невысоких, как подростки, светловолосых парней старались держаться поближе к грозному (ну, прямо круче сотника) технику. Неизвестно, как в воде, но на суше ныряльщики чувствовали себя очень неуклюже. Широко расставленные, круглые глаза придавали худощавым парням испуганный вид. Вояки отряда сразу и без раздумий посчитали их иноземными недотепами вроде «желтков». Квазимодо был склонен принять такую же точку зрения, пока не заметил, что парочка ныряльщиков готовит себе отдельно. Очень хотелось полюбопытствовать, что они там жрут. Но не тут-то было – стоило приблизиться, оба светловолосых замерли, сидя на корточках, и не сводили своих круглых глаз до тех пор, пока одноглазый парень не отошел. Квазимодо, конечно, сделал вид, что шел исключительно с целью отлить (мы хоть и полумордые, но воспитанные – там, где жрем, не мочимся). Но вора парочка заинтриговала. Скрытность – она ведь обычно там, где денежки или еще что выгодное бывает. В последние дни Квазимодо было не до богатств, но привычка есть привычка.

Споткнувшись о невидимый корень и восстановив равновесие с помощью копья-посоха, юный вор подумал, что сегодня, кажется, разгадал тайну ныряльщиков. Только на хрена она такая тайна нужна? Прибыли с нее не добудешь, да и язык за зубами держать придется. Хотя любопытно…

Утром, привычно покосившись на парочку ныряльщиков, Квазимодо обратил внимание на то, как один из них застегивает ремень с ножнами. Ловко застегивает, чего говорить. Но вот пальцы…

Когда у тебя один глаз, ему вечно приходится работать и за отсутствующий. На зрение Квазимодо не жаловался – у ныряльщика на каждой руке было по четыре пальца. И перепонки между пальцами.

Фуа [15]– дарки-лягушки.

В другое время вор заслуженно возгордился бы своей догадливостью. Но спину ломило, мокрые ноги превратились в ходули, опять нужно было вьючить на себя ненавистную станину. Хрен с ними – фуа, так фуа. В сказки о том, что злобные существа утягивают за ноги на дно потерпевших кораблекрушение и бесчестят неосторожно купающихся девиц, Квазимодо никогда не верил. На дно такое хилое создание вряд ли утянет: врезать разок пяткой в нос – само утопнет. А насчет девиц… В отряде полусотня бойцов – и все как один не отказались бы обесчестить чистенькую девицу. По крайней мере раньше не отказались бы. Сейчас бойцам уже не до девиц.

Квазимодо поразмыслил: удастся ли посмотреть пусть не на девицу – просто на чистого и сухого человека? Корка подсохшей грязи стягивала кожу на запястьях, пот щипал искусанное лицо. Грязь под ногами стала жиже – люди погружались в маслянистую воду по пояс. Еще день назад в таких случаях Глири командовал собрать лодки. Но это отнимало слишком много времени. Через двести-триста шагов болото снова мельчало, приходилось останавливаться и разгружать только что нагруженные лодки. Тащить хрупкие «скрадухи» волоком через завалы с острыми сучьями сотник не рисковал.

Точно – через сотню шагов идти стало легче. Квазимодо смог даже полюбоваться на ставшие черными от ила голенища собственных сапог. По ним озабоченно ползали верткие пиявки с палец длиной. Такая если найдет местечко и присосется к телу – только головней от костра отклеиться и заставишь.

Споткнулся и с шумом сел в воду «желток». Это Толстый. Молодец – первый раз свалился. Вот Тонкий – тот сегодня уже два раза купался. Носильщик тупо сидел в воде. У него не оставалось сил даже снять с головы корму лодки-скрадухи. Мимо безразлично шли люди, навьюченные мешками, корзинами и частями таких же разборных лодок. Квазимодо в сердцах сплюнул, попал себе на живот и повернул к сидящему рабу. Нужно спасать свою собственность. Пришлось скинуть с головы носильщика часть лодки с привязанной внутри поклажей. «Желток» продолжал сидеть, глядя в никуда. Должно быть, уже видел предков. Квазимодо с усилием поставил носильщика на ноги. Толстый стоял, но изо рта потекла нить лиловой слюны.

– Рот вытри, скотина! – Квазимодо двинул кулаком по спине, обтянутой ветхой рубахой.

Носильщик покорно втянул в себя опьяняющую слюну. Вор дал ему глотнуть из своей баклаги.

– Лучше бы товарищу дал попить, – прохрипел проходящий мимо солдат. – А этот все равно без толку сдохнет.

– Сдохнет – ты мою лодку понесешь. Тогда тебя поить буду, – пробормотал Квазимодо.

– Зачем тебе лодка? Нас всех в этой жиже пиявки со змеями сожрут, – обреченно заметил солдат и похлюпал дальше.

Нужна лодка, не нужна – внутри хранилось личное имущество вора, и Квазимодо не желал с ним расставаться, пока жив. Отобрал у «желтка» баклагу. Ни ночью, ни в обед вскипятить воду не удалось. Всех мучила жажда. У вора вода еще оставалась, но нужно экономить. Болотную воду пить категорически не следовало – и так животы у всех расстроены. Квазимодо тщательно обтер горлышко баклаги, глотнул сам.

– Хватит прохлаждаться. Бери груз.

Пришлось помочь «желтку» поднять вьюк. Сзади уже приближалось злобное карканье Глири.

– Вперед, вперед, доходяга, – прошипел Квазимодо, подталкивая Толстого. Носильщик бессмысленно шагнул. Вор поправил съехавший под руку арбалет. Дорогое оружие было жалко. Не так давно Квазимодо отвалил кучу серебра за привезенное еще из-за океана легкое оружие. Одна из последних моделей. Вор не считал себя замечательным стрелком, но с этим арбалетом чувствовал себя куда увереннее. Теперь болотная сырость начинала портить обклеенные пергаментом «плечи» арбалета.

Снова хлюпала под ногами густая вода. Вспухали пузыри вонючего газа. Покачивались яркие прекрасные цветы, лианы топорщили сияющие, как льдистая изморозь, колючки. Казалось, плавающая и цветущая зелень благоухает ядовитее нутта. Стояли замершие без единого намека на ветер деревья. До воды свисала похожая на истлевшую тысячелетия назад ткань паутина. Бесшумно снялась с ветвей, и исчезла над кронами неопределенная, похожая на сгусток паутины тварь. То ли птица, то ли нетопырь.