Вепрь. Скоморох - Константин Калбазов Страница 10

— Что с головой-то?

— Шишка. Крепкая у тебя головушка, сдюжила, а прилетело по всему видать знатно, душу вытрясти должно было враз.

— Знать повезло.

— Повезло, не без того. Ты уж прости болезный, но только нечем мне тебя попользовать, я ить за травами в лес подалась.

— Да за что же прощать-то, спасибо, что посмотрели, знать, что ничего серьезного не приключилось, уже большое дело.

— Как звать-то касатик?

— Виктором, — абсолютно не думая выпалил Волков.

— Язык придержи, бестолочь. Нешто можно первому встречному поперечному крестильное имя сказывать.

Виктор сильно удивился подобной постановке вопроса, но покопавшись в памяти, прежнего владельца тела, ага, вот такая у него появилась ассоциация, понял, что ничего удивительного. Славени достаточно давно приняли крещение, лет четыреста как, но старые поверия никоим образом не отринули, новая вера прижилась среди них по своему, по особому. Имена им давали при крещении, но родители называли так, как им хотелось, до той поры, пока подросток не обретал характер, по которому и имечко подбирали, то которое было ведомо всем и которое характеризовало его для других, даже незнакомых людей. Имя крестильное знать могли только близкие, потому как через истинное имя можно было к душе подобраться.

— Добролюбом, люди кличут, — озвучил он услужливую подсказку памяти.

— Знать не такой уж ты и шкодник, коли так прозвали. С другого боку от юности до старости сильно поменяться можно. Многих знаю, что имечку своему уж не ответствуют, а люди продолжают кликать по старому, потому как привыкли. Куда идешь-то?

— А я и не знаю, — честно ответил Волков, он и действительно не знал. Нет, прежний-то куда-то шел, вот только нужно ли было в ту сторону Виктору, вопрос.

— Стало быть как есть, перекати поле, — а что тут возразишь. Сейчас он и впрямь не имеет ни цели, ни направления, куда ветер подует, туда и понесет. — А коли тебе без разницы, то имей ввиду. Пойдешь налево, зверя лютого повстречаешь, но счастье и дом найдешь.

— Дак перекати поле же, какой мне дом? — решил поддеть Виктор.

— Был перекати поле, да обломили. Другой ты. Вот в первый раз тебя вижу, а чую, другой и все тут, нет того скомороха. Направо пойдешь, пропадешь, да так, что никто не вытащит.

— А если прямо пойду, — опять не сдержался Виктор.

— Нету прямо дороги, не видишь.

— А все же.

— От же балагур. Топь там начинается, так что далеко не уйдешь, все одно воротишься. И назад дороги нет, — предвосхищая вопрос, проговорила старуха, — дорога меж топями проходит.

— А тебе куда бабушка?

— А вот мне как раз направо.

— И как быть? Я ить хотел помочь тебе донести корзину, чай не легкая. А давай тебя доведу и потом назад ворочусь.

— А нет тебе туда дороги. Ни шагу нет. Шаг шагнешь, потом в любую сторону ходи, конец один.

— Ох и страху ты понагнала, бабушка.

— Иди охламон, — бабка попыталась толкнуть Виктора в плечо, затея ничем не увенчалась бы, тело у него крепкое неподатливое, но и бабушка вроде не слабосильная, а с виду и не скажешь. Подыгрывая ей, он словно под давлением прогнулся и ухмыльнувшись вновь предложил

— Может, все же помогу.

— Иди говорю, сама в силах. Пропадешь ить.

А что делать, попрощался пошел по дороге, точнее рядом с ней, больно надо разъезжающиеся ноги ловить. Хворь отступала так, что только шишка и зудела, а зудит, знать на поправку дело пошло, поэтому шагалось легко, если позабыть о том, что всякий раз приходилось выискивать травяной кустик погуще, все же в мокрую землю вступать не хотелось.

Примерно через час ходу, когда из тела окончательно выветрилась неуверенность движений, Виктор решил остановиться и попробовать как он вообще владеет собой. Бред там, не бед, но что-то он ста подумывать о том не в реале ли с ним все это происходит. Ну не верилось в такое вот, а с другой стороны и разуверяться не хотелось. Одно дело читая очередную книжку с головой проваливаться в происходящее на страницах, всматриваться и видеть между строк, всецело отдаваясь повествованию. Совсем иное, вот так, ни с того, ни с сего обнаружить, что писаная кем-то фантазия воплотилась в реальности. Он и сам не знал чего ему хочется. С одной стороны от мысли, что все это происходит на самом деле, его охватывало какое-то возбуждение и хотелось прыгать от нетерпения и жажды нового. А вот интересно маги тут есть? А орки, гномы, эльфы? Но стоило немного поостыть, как услужливая память, которая существовала как бы независимо от него, словно посторонняя, подсказывала, что сказки почитывать за еще и иноземные это конечно хорошо, но всему есть мера. Нету ни гномов, ни великанов, хотя легенды разные ходят, но он-то чай взрослый мужик, уж двадцать два лета землицу топчет.

Одним словом по всему выходило, что оказался он в мире который был близок к семнадцатому веку на Земле, если быть точнее, то где-то в конце, так называемое допетровское время. Но лучше бы не надо. Как-то сразу неуютно начинаешь себя чувствовать. Но если это так, то что же получается: Там на Земле или в параллельном мире, во время аварии из него выбило душу, как бабка сказала, здесь, то же самое произошло с Добролюбом, вот только душа Виктора оказалась неуемной, а потому взяла и заняла опустевшее место. Бред. Ох и нравится ему это слово. Конечно бред, ну а как объяснить то, что он чувствует себя так, словно надел новую не обмятую одежду, оно вроде как и в пору, а с другой стороны как-то неудобно и неуютно. Опять же память, которая вроде и доступна и информацию подбрасывает, но не отпускает впечатление, что она не его, а как какой-то информационный блок, которым он может беспрепятственно пользоваться, потому и с таким запозданием действует.

Все же множество прочитанных книг, а главное то, как прочитанных, сделали свое дело. Если это только наваждение, то и Бог с ним, а если все в реале, тогда нужно начинать о себе заботиться. Тут тебе извозом не заработать, тут даже почтовых станций нет, а о пассажирских перевозках и не слышали. Как там заграницей непонятно, не знал о том ничего Добролюб, а вот у славен ничего подобного не было. Значит нужно пробовать то, что имеем. Три копейки оно конечно чего-то да стоят и на них можно пару тройку дней продержаться, но это не так чтобы и много, а скорее очень даже мало.

Услужливая память тут же подбросила информацию о том, что еще три дня назад у Добролюба имелось в кармане вполне себе полноценных четыре рубля, а это чай больше гривны серебром. Прокутил все зараза.

У него всегда так, с заработком проблем не было, так как он мог и с завязанными глазами ножи метать, и с шарами такое эдакое вытворять, что люди в восхищении рты раскрывали, акробатом он тоже оказался знатным, не раз слышал вздохи, что мол этот скоморох и вовсе без костей. Случалось и бороться выходил. Росту-то высокого и в плечах не узок, но смотрелся он скорее худощавым, потому никто не ожидал, насколько парень жилист. Вот так вот выйдет против борца из скоморошьей ватаги, поборет его, а потом быстренько сматывать ноги. Ставки в таких представлениях всегда высокие, потому как борец просто так не выйдет, знать уверен в себе. Так что за раз можно снять сразу рубля три. Вот только скоморохи они народ мстительный. Коли кто другой завалит, что же, не срослось, но коли другой скоморох, то не сносить ему головы, потому как не смей хлеб у другого отбирать. Однако, Добролюба это не останавливало, одиночка он и есть одиночка.