Клятвы мертвых птиц - Елена Кондрацкая Страница 10

– Хорошо, – скрепя сердце сказал Атли.

– Хорошо, – с облегчением повторил Лель. – Но прежде ты позволишь мне помочь тебе?

Атли, помедлив, кивнул. Лель слабо улыбнулся, стянул с него плащ, разложил на полу и помог сесть. Встал на колени и внимательно осмотрел.

– Сначала я залечу раны, а потом сниму цепи, – медленно и вкрадчиво сказал Лель, будто говорил с ребёнком. – Иначе Волк не позволит моей магии помочь тебе. Хорошо?

Атли снова кивнул. Говорить он не мог, к горлу тут же подкатывал ком. Лель снова ответил нежной улыбкой.

Его руки осторожно коснулись груди Атли, и пальцы принялись методично и бегло проверять рёбра на целостность, провоцируя то тут, то там предательские стайки мурашек. Наконец они добрались до огромных синяков на боках, и Атли зашипел от боли.

– Сейчас боль стихнет, – прошептал Лель. Правая рука осталась лежать на рёбрах, а левая прильнула к груди у самого сердца. Лель закрыл глаза, а Атли охнул, когда почувствовал, как в него проникла магия. Волк недовольно зарычал, а Атли со стоном смежил веки.

Нежной золотой лентой магия скользнула к сердцу, окутала его приятным теплом и нырнула вглубь, чтобы через мгновение собраться под пальцами Леля и укутать собой сломанные кости. Боль, ежеминутно терзающая Атли столько дней, исчезла, и он, невольно выдохнув, подался вперёд, обессиленно уткнувшись лбом в плечо Леля.

Лель погладил его по затылку, провёл ладонями по спине, вдоль обострившихся бугорков позвоночника.

– Ещё немного. – Шёпот согрел ухо Атли, вызвал дрожь в ослабленном, уставшем теле. – Давай посмотрим, что под повязками.

Лель мягко отстранил Атли и стянул с его головы ткань. Лицо целителя побледнело, когда взору открылась рана.

– Всё плохо? – спросил Атли.

– Видел и хуже, – улыбнулся Лель одними губами. – Рана загноилась, края очень неровные, и даже с серебром я чувствую, что Волк сопротивляется магии… Я вылечу, но боюсь, что останется шрам.

– Не страшно.

Лель кивнул и накрыл правой рукой рану на лице, левая снова легла на сердце. Атли стоило больших усилий сдержать стон, когда золотая лента магии снова прошла сквозь него и согрела щёки, заставляя края раны стягиваться и забирая боль. В следующее мгновение Лель притянул Атли к себе в объятия. Что-то щёлкнуло, Атли вздрогнул, ошейник разомкнулся и звякнул, падая на пол. Ещё два щелчка – и освободились запястья. Атли лежал на плече Леля и вдыхал его запах. Запах, в котором звучали нежность, свобода, горечь и сожаление.

Лель погладил Атли по затылку, привлекая внимание.

– Всё, мы закончили. Теперь я могу тебе всё рассказать.

– Прошу, – умоляюще выдохнул Атли, желавший продлить мгновения тепла, желавший, чтобы не существовало ничего до этих мгновений и после них. Ничего, что причинило бы ему новую боль. – Давай не сегодня. А сегодня, сейчас, давай оставим всё как есть.

У гуля серая кожа и ослиные копыта, зубы и когти их полны трупного яда. У волколака – лысая волчья морда и красные, жаждущие крови глаза. Глаза упырей – мёртвая серость, а острые клыки и бледно-серая кожа кричат: «Перед тобой хищник!» Но чернокнижники…

Василиса никогда не видела чернокнижников. Обычно она представляла зловещие образы, скрытые под плащами фигуры с горящими в темноте капюшонов красными глазами – хищники, чудовища, подобные волколакам и гулям. Такими они существовали в рассказах и в воображении, такими предстали на стенах Даргорода в ту страшную ночь. Но теперь Василиса смотрела на мёртвого мальчишку на снегу, пронзительно-голубые глаза которого уже подёрнулись белёсой плёнкой. Он не был похож на хищника и на чудовище не был похож. Обычный мальчишка, со щёк которого ещё не сошла детская мягкость. В этом было что-то неправильное, что-то… противоестественное. И Василиса никак не могла понять, что именно. То, что он мёртв? То, что он не колеблясь попытался убить её? То, что убить его должна была она? Или то, что ей ещё не раз предстоит убить таких, как он?

«Он чернокнижник. Остальное не важно. Выучи это поскорее, если хочешь выжить».

Финист натянул на уши новенькую красную шапку, ухватил мальчишку за ноги и потащил к другим трупам. Кирши занимался костром. Нужно было сжечь тела, чтобы не привлекать нечисть. Во время разведки в лесу Кирши заметил голодных гулей.

– В соседней деревне я насчитал не меньше десяти чернокнижников, – сказал он, доставая огниво. – Этих скоро хватятся. Нужно уходить.

– Доберёмся до притока Даргород-реки, – встрепенулся Финист. – Там на берегу рыбацкая деревенька. Местный ведьмак у меня в долгу. Мигом нас домчит до Тёмных Лесов. Главное, чтобы река не успела встать.

– Главное, чтобы в твоей деревне тоже не засели чернокнижники, – хмыкнул Кирши. – Далеко это?

– Если правильно понимаю, где мы, то вёрст двадцать с небольшим. – Финист задумался и начал теребить серёжку в ухе. – Если по скорости будем ориентироваться на нашу красавицу и рискнём двигаться по тракту, то, может, доберёмся засветло. Но если не хотим замёрзнуть где-то на ночной дороге, придётся идти не останавливаясь.

– Ты как, готова? – Кирши обернулся к Василисе. Та кивнула – не время сейчас думать о том, насколько она устанет. Каждый день их маленького похода был на вес золота, каждый день стоил кому-то жизни.

Финист присел на корточки возле трупов и принялся обыскивать их карманы.

– Тебе шапки мало? – скривилась Василиса, наблюдая за ним.

Финист не смутился:

– Давай без напускного благородства, красавица, на войне оно тебе ничем не поможет. А вот добро в карманах мёртвых врагов может оказаться очень даже полезным. – Он снял с пояса одного из трупов худой кошель, с победным видом подкинул его в воздух, ловко перехватил и спрятал в карман.

– Война должна быть благородной, – не согласилась Василиса, – иначе мы будем ничем не лучше нечисти.

– Нет ничего благородного в том, чтобы выпускать кому-то кишки, красавица. Это в балладах у войны есть честь, красота и доблесть. А на деле нас ждёт только грязь, дерьмо и смерть. И не важно, за что мы сражаемся. – Он цокнул языком, весело подмигнул и срезал ещё один кошель.

– Это неправда, – тряхнула головой Василиса. – Пока ты сражаешься за правое дело, пока выступаешь против зла и защищаешь невинные жизни…

– А кто тебе сказал, красавица, что твоё дело правое? – Финист лукаво сверкнул зелёными глазами и криво усмехнулся: – Я вот уже давно не питаю подобных иллюзий.

– Что ты?..

– Тише! – шикнул Кирши, замирая и вглядываясь куда-то в темноту. – Кто-то идёт.