Война 2020. Первая космическая - Сергей Буркатовский Страница 10

16:00 мск

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

«Бочка» встретила их мягким светом из полускрытого шатром теплоизоляции люка. Пьетро поднялся по лесенке первым, Сергей выждал, пока облепленные реголитом подошвы скроются в глубине шлюзового отсека, и двинулся за ним. Люк беззвучно встал на место, цвет индикатора сменился на зеленый — контакт есть. Итальянец нажал кнопку на пульте у внутреннего лаза. Скафандры приопали, через шлем начал пробиваться свист заполняющего шлюз воздуха. Тоцци уже пристраивал свой «Кречет» к «вешалке». Еще минут пять — и через отщелкнутую спинную дверцу в скафандр ворвался пахнущий Луной воздух тамбура. Воздух в скафандре сразу же показался прокисшим — пот. Хотя и не жарко, да, не жарко. Днем будет хуже. Сергей присел в проем наспинного люка, облокотившись на штангу крепления.

Пьетро уже вытаскивал из ниши шланги «пылесоса». Точнее, «Многофункционального агрегата обдува скафандров», но кто же в здравом уме и трезвой памяти такое выговорит? Пылесос — он и есть пылесос. Совок с отсосом под ступни, подводящий шланг чуть выше. Пылесос загудел, сдувая с подошв лунную пыль, мгновенно исчезавшую в раструбе.

— Правильно! Сапоги надо чистить с вечера, а утром надевать на свежую голову! — Пьетро только отмахнулся от изрядно уже приевшегося юмора из русских армейских арсеналов. В Италии такой юмор называли «карабинерским». В принципе «сапоги» везде одинаковы, как и отношение к ним, особенно в научной среде. Но русские военные, оказывается, даже гордились репутацией дуболомов, вплоть до того, что собирали и цитировали особо тупые шутки к месту и не к месту. Чаще, к сожалению, не к месту.

Сергей спрыгнул на дырчатый настил, шланги просунули в дверцу скафандра Пьетро — первым вошел, первым сушишься — и дали теплый воздух. Костюмы и перчатки сушили уже в главном отсеке.

Сменив белье (одноразовое, по комплекту на выход), Пьетро обернулся. Командир стоял в интересной позе — рабочий костюм одет только наполовину — и разглядывал пыльно-серую полосу на штанине. Накинул наконец куртку, взял из полувыпотрошенной пачки салфетку, провел по стене туалетной кабинки. Крякнул и обернулся к Пьетро. Задумчивый взгляд командира ничего хорошего не сулил.

— А скажи-ка, дорогой товарищ… В смысле — уважаемый господин доктор. Ты ведь в армии не служил?

— Нет, мне повезло, у нас призыв отменили, начиная с четвертого года. А мне тогда восемнадцати еще не было! — Пьетро воссиял. А зря.

— Жаль. Очень жаль.

— Почему?

— А вот почему. Что такое белоснежный носовой платок старшины, — взмах салфеткой, ставшей вдруг серо-бурой, в тон равнине и скалам там, за стенкой, — и, главное, как он применяется, вы, господин доктор, наверное, не знаете?

Переходы с «ты» на «вы» и обратно тоже изрядно нервировали. Во-первых, у итальянцев так не принято. А во-вторых, никогда не поймешь — то ли это переход от шуточек к серьезному разговору, то ли это очередная ступень той же шутки, замаскированная под эту самую серьезность. Очень трудно с русскими, особенно с русскими военными…

— Знаю, Сергей. — Печальный вздох. Ну почему нельзя было сказать нормально? — Только у нас это — белый халат шефа.

— Ох-х, уважаю я химиков. Вам бы еще строем ходить научиться и извилину дополнительную фуражкой натереть — совсем на людей похожи будете.

Пьетро опять немного покоробило. Не столько от очередной порции казарменного юмора, сколько от нехорошего предчувствия — такое вот грубоватое фиглярство обычно предшествовало чему-то совсем уж неприятному, намного худшему, чем после простого чесания затылка.

— Ну, раз такое дело, раз вы, синьор доктор, в курсе — достаем салфеточки и начинаем все тщательно протирать. Особенно за панелями.

— За панелями?! — это, пожалуй, было уже слишком. Даже для настроившегося на неприятности организма. Сколько же этих панелей на базе… А за ними — кабели, трубы, баллоны… Мамма мия… И это постоянное «синьор»… Ну не говорят так в Италии, не говорят! Пьетро попробовал (и в отместку, и чтобы показать командиру всю нелепость такого обращения) каждый раз называть Третьякова «товарищ» — но русский воспринял это как должное. Другая культура.

— За ними, за родными, — Сергей, тяжело вздохнув, достал из инструментального ящика отвертку, — ты состав этой пыли знаешь? И свойства — в смысле, скажем, проводимости? Коротнет что-нибудь эдакое, типа контроллера состава атмосферы, — и пишите письма.

— Ох… — дополнительных пояснений не понадобилось. Пьетро подскочил и рванулся к шкафчику, забитому гигиеническими принадлежностями.

18:00 мск

Окололунная орбита ЛОС «Селена»

Сотней километров выше панели не снимали, а, наоборот, ставили наконец на место. К счастью, проблема была не в пыли — попади четверть пылесосного бачка тонко размолотого реголита в невесомость — никакие фильтры не справились бы. Разнесло бы исправно проводящие электричество крупинки серой пудры сквозняками от вентиляторов по углам, по щелям — и у Насти с Бобом были бы серьезные проблемы.

Собственно, такое уже случалось. Первый экипаж, не имевший в отличие от американцев того самого опыта, который изучением чужих отчетов не заменишь, надо свой собственный нарабатывать, и хорошо, если потом, а не кровью… Так вот, первый же экипаж притащил на ботинках, в складках скафандров, по углам — по щелям козявочьей кабины этой пыли грамм полста, если не больше. Для полного забития давно не менявшихся фильтров — впрочем, то было не раздолбайство, просто график их замены так лег — хватило половины этого количества. А из того, что осталось, одна крупинка нашла-таки себе уютное местечко в потрохах одного из станционных компов. К счастью, отрубившийся сервер не был критически важен — ключевые комплексы были полностью герметичными. Как раз на такой случай, ну или, тьфу-тьфу-тьфу, на случай резкой декомпрессии.

Но вот канал связи с Землей заткнулся почти на сутки. Сколько народу успело поседеть, пока личный ноутбук одного из космонавтов спешно конфигурили под резервный сервак, история умалчивает. Однако справились, и обошлось без инфарктов. Следующий экипаж заменил сервер — но и ноут оставили в качестве горячего резерва, запихав, вместе с блоком питания, за одну из панелей. Потом про него, естественно, забыли. И даже по документам он вроде бы не проходил. Только при смене экипажей, причем почему-то, как правило, в последний момент, новому командиру сообщали — вот, дескать, есть тут электронный «заяц». Начнет глючить — отруби, а пока работает — не трогай. Ну и не трогали.

Сейчас, слава богу, дело было не в пыли, но радости это не добавляло. На станции воняло. В принципе в космических кораблях воняет всегда — но есть вонь фоновая, привычная и где-то даже родная, а есть экстраординарная. Как сейчас.

Знаете, какие вопросы из числа задаваемых любопытными школьниками больше всего ненавидят что космонавты, что астронавты? Про тайконавтов разговор особый, у них культурная специфика своя, да и китайские детишки воспитаны несколько по-иному. Правильно. Про туалет в невесомости. И все, что с ним связано. Почему детеныши интересуются именно этой темой — в общем, понятно: «пионерский юмор» после резкого сокращения числа пионеров не изменился. А почему ненавидят… Потому что связаны с этим оборудованием в основном вот такие неприятности. Не смертельные, но жизнь портящие так, что мало не покажется. То электролизер накроется, то труба рекуператора протечет, как сейчас. Причем, по закону подлости, как раз за обшивкой Настиной каюты. Больно уж агрессивная это гадость — человеческие выделения.