Земля обреченная - Игорь Шенгальц Страница 10

Мы учились жить в замкнутом пространстве. На улице светлее не становилось, и было тихо как никогда. Даже ветер, и тот угомонился.

Ели холодную тушенку из банок. Воду разделили на порции и всеми силами старались их не превышать.

Кира вспомнила, что неподалеку, в частном секторе, имелась работающая колонка, так что вопрос с пополнением питьевой воды можно было попытаться решить, но гарантии, что колонка еще в рабочем состоянии, не было. Воды при экономии должно хватить на некоторое время, и мы очень надеялись, что за это время ситуация как-то изменится.

За окном время от времени сверкали гигантские молнии, все так же абсолютно беззвучно.

Вскоре мы к ним привыкли и почти перестали обращать на вспышки внимание. Только лишь иногда непроизвольно вздрагивали от слишком ярких всполохов.

Кира все больше молчала, словно прислушиваясь к чему-то глубоко внутри себя.

Я пытался улучшать общее настроение любым возможным способом, хотя, думаю, зачастую шутки мои бывали слишком натянутыми. Не знаю уж, помогало это нам или нет, но я был просто счастлив, когда хоть на мгновение получалось вызвать улыбку на лице Киры.

На второй день, вооружившись пистолетом, я обошел весь подъезд и поочередно постучал во все квартиры. Не открыл никто. Я даже звуков ни малейших за дверьми соседей не услышал. Были ли они мертвы или просто боялись открывать, я не знал, а ломать двери смысла не было, и я вернулся обратно ни с чем.

Кира отдала бразды правления в мои руки, но я старался этим не злоупотреблять, советуясь с ней по поводу всех наших возможных действий.

Впрочем, ни к чему конкретному мы так и не пришли. Слишком много было неизвестных факторов.

Есть ли еще выжившие? Если есть, то сколько человек погибло? Почему мы уцелели? Восстановится ли со временем хотя бы нормальная погода? Что происходит в других городах и странах? Что вообще происходит?

Нам оставалось лишь строить гипотезы, но все они выходили слишком уж абстрактными. Информации было чересчур мало для построения полноценных предположений, имевших право на существование.

Поэтому мы просто жили, стараясь верить в лучшее. Это было тяжело, очень тяжело. Но человек, наверное, может привыкнуть ко всему.

Мы привыкали.

Я несколько раз порывался было отправиться на улицу, разведать, что происходит вокруг. Но при одной мысли об этом колени опять начинали дрожать. Я не считал себя трусом, но этот иррациональный страх был сильнее меня. Поэтому вновь и вновь откладывал вылазку. Мне было стыдно, но ничего поделать с собой я не мог. Того короткого похода сквозь туман и тьму мне хватило с лихвой. Кира же ни о чем подобном пока не помышляла.

Где-то на шестой день нашего заточения мне показалось, что за окном стало чуть светлее.

Я позвал Киру, которая последние несколько часов лежала на диване, поджав колени к груди, и думала о чем-то своем.

Она подошла ко мне и обняла.

— Посмотри, мне кажется или там уже не так темно?

Она несколько минут смотрела в окно, потом повернулась ко мне.

— Я ничего не вижу, извини…

Показалось мне, что ли? Да нет же! Я уже четко мог различить соседний дом, мог пересчитать все брошенные машины во дворе, но вот мелкие детали разглядеть пока не получалось.

Почему Кира этого не видит?

— Смотри, вон дерево поваленное, на машину прямо упало…

— Я не вижу, прости! Слишком темно. Ты уверен?

— Уверен, конечно. Вон там, слева, качели детские. А еще левее горка перевернутая.

Кира еще раз попыталась честно хоть что-то разглядеть.

— Не вижу. Темно, — минут через пять сдалась она.

Может, мои глаза уже настолько адаптировались, что стали видеть в темноте?

— Я точно тебе говорю, я это вижу!

Кира серьезно кивнула.

— Это очень хорошо! Может, хоть что-то начинает меняться!

Но, несмотря на улучшившиеся для меня условия видимости, выходить из квартиры на разведку я пока не стал, решив выждать еще несколько дней. Если тьма потихоньку стала отступать, то, может, и другие выжившие вскоре появятся. О том, что никто кроме нас, мог и не уцелеть, я думать себе запретил.

Это было невозможно.

На следующий день Кира сказала:

— Знаешь, мне кажется, что рядом есть люди.

Я удивился.

— Ну конечно, есть. Обязательно! Я в этом уверен!

Она покачала головой.

— Нет, ты не понял. Мне кажется, я их чувствую. Я чувствую тебя. Я еще в тот раз тебя почувствовала, когда ты уходил на улицу, а потом вернулся. Так хорошо почувствовала, будто видела. Поэтому и дверь открыла, а ты не понял. Думала, мне показалось… Не знаю, как объяснить… А сейчас я чувствую других, не так, как тебя, очень слабо. Но чувствую. Знаю точно, что где-то неподалеку есть несколько человек… Сколько конкретно — не понимаю. Больше одного. И где — не понимаю. Может, в нашем доме, а может — в соседнем. Они пульсируют жизнью…

У меня не было причин ей не доверять, но то, что она говорила, было так… странно?.. Может быть, ее психика повредилась от всего происходящего?

— Что ты еще чувствуешь? — Я постарался, чтобы мой голос звучал мягко, но она только покачала головой.

— Ты мне не веришь! — Она не жаловалась. Она просто констатировала факт.

Я не знал, что ответить.

— Я тебе докажу, хочешь?

— Хочу, только как?

— Мы пойдем к ним! — Голос у нее был твердый и уверенный.

Слышал я уже раньше эти ее интонации, пару раз.

В первый — все кончилось тем, что мы в пять утра ни с того ни с сего сорвались на вокзал и уехали на три дня кататься по области, рассматривая различные старые церквушки.

А во второй, еще интереснее — она вдруг, махом, поменяла свою высокооплачиваемую работу в банке на гораздо худшую в финансовом плане, но более, с ее точки зрения, веселую деятельность в каком-то довольно дорогом бутике.

Если ей было что-то безумно интересно или, наоборот, дико скучно — то никакие внешние силы не могли ей помешать.

— И, кстати, хочу тебе сказать — ты был прав, на улице действительно становится светлее. Я сегодня тоже кое-что смогла разглядеть!

Вот это была хорошая новость.

— Увидела контуры соседнего дома, и молний никаких в тот момент не было. Ты, кстати, заметил, что молний становится все меньше и меньше?

Этого я не заметил. Уже перестал обращать на них внимание.

— Так что, думаю, не споткнусь и не упаду. А тебе тем более волноваться нечего, ты все видишь прекрасно!

С этим спорить было трудно. Картину за окном я видел уже почти так же четко, как раньше часов в шесть вечера, когда только-только начинало смеркаться.