Гусар бессмертия - Алексей Волков Страница 10

Орлов послушно склонился над покойником в штатском. На безымянном пальце правой руки обнаружилось серебряное кольцо в форме змеи, кусающей собственный хвост. Вопреки опасениям, снялось кольцо на удивление легко, словно покойник при жизни его надевал очень редко.

– Вот, – продемонстрировал Александр.

Помещик взглянул и устало прикрыл глаза. У Орлова сложилось впечатление, что вещь ему явно знакома. Не иначе, какой-то знак для узкого круга посвященных.

– Вот значит как, – неожиданно прокомментировал хозяин и пристально посмотрел на склонившегося над ним корнета.

Орлову показалось, что в глазах умирающего отражается мудрость веков. Во всяком случае, было в них некое запредельное знание и нечто такое, словно лежащему человеку было не пятьдесят лет, а по меньшей мере пятьсот. Взгляд словно проникал в душу, исследовал все ее уголки, и было очень трудно выдержать его, не отвести глаз.

Трудно сказать, сколько длилось подобное исследование. Вроде совсем недолго, и в то же время целую вечность.

– Никого нет, ваше благородие! Все мертвы. Четыре человека, – нарушил молчание вернувшийся Трофимов. – А у нас трое раненых, но все легко.

Орлов хотел перевести сказанное, но хозяин чуть опустил глаза и вымолвил:

– Я понял.

Глаза умирающего открылись вновь.

– Судьба… – прошептал он. Голос звучал с каждым мгновением тише. – Корнет, встаньте. Видите подсвечник рядом с картиной?

На дальней стене в самом деле висела картина, изображающая какой-то водопад, а рядом с ней к стене был прикреплен бронзовый подсвечник с тремя рожками.

– Поверните подсвечник против часовой стрелки три раза.

Воля умирающего священна. Тем более Орлов чувствовал к хозяину определенную симпатию. Не каждому человеку дано так спокойно уходить из жизни.

После третьего поворота что-то щелкнуло, и небольшая часть стены несколько в стороне отошла в сторону, демонстрируя небольшую нишу. Орлов поневоле подумал о сокровищах, но внутри оказалась только не то толстенная книга, не то тетрадь в массивном кожаном переплете с застежками.

Он извлек хранимое и вновь нагнулся над хозяином.

– Хорошо, – чуть кивнул тот. – Отныне это ваше. Только никому не показывайте. Опасайтесь людей с таким кольцом. Бумагам цены нет. Если же с камнем…

Договорить помещику было не суждено. Тело несколько раз выгнулось в агонии и застыло навсегда.

– Отмучился, – перекрестился Кузнецов.

Взгляд Орлова переходил от тетради к ушедшему и обратно. Ни о какой ценности не думалось. Да и что может быть ценного в книге или в каких-то записках? По мнению юного офицера – ничего. И в то же время это был дар умершего человека, и отказаться от него Александр посчитал себя не в праве.

А ведь он даже имя помещика не узнал…

– Кузнецов! Помещика и его слуг надо похоронить.

– Вестимо надо, ваше благородие, – согласился взводный унтер-офицер и, не дожидаясь дальнейшего, вышел из кабинета.

Но похоронить не удалось. Орлов не успел даже открыть тетрадь, как Кузнецов вернулся. На его молодом лице была написана тревога.

– Ваше благородие! Французы! Показались со стороны поля. Не меньше эскадрона.

– Далеко?

– Чуть не две версты.

Мелькнула мысль попытаться удержать поместье, но смысл? Хозяева все равно мертвы, никакой подмоги от своих не дождаться… Ради того, чтобы подраться?

Вспомнилось, как граф Ламберт, полковой шеф, перед отправлением специально подчеркнул, чтобы Орлов не ввязывался в напрасные стычки. Тут, если вдуматься, еще вопрос: сумеешь ли оторваться? До своих далеко…

– Простите, – не удержался Орлов от одного-единственного слова покойному помещику. Иногда обстоятельства бывают намного сильнее наших желаний.

Трофимов и Кузнецов застыли изваяниями, ожидая решения офицера. Они бы приняли любое, но ответственность за него лежала на Орлове.

– Берем пленных и уходим. Если среди французов есть тяжелые, то оставляем, – решил наконец корнет. – Хозяина тоже заберем. Хоть похороним по-человечески. Кузнецов, собирай людей!

Гусары молчаливо согласились с решением офицера. Как же оставить человека без христианского погребения? Французы же в глазах простых людей доверия с этой стороны не внушали.

По двору стлался дым. В пылу схватки сено в амбаре не то было подожжено кем-то – уж не понять, своим или чужим, – не то загорелось случайно. Мало ли? Тут и лампа может опрокинуться, и трубка изо рта выпасть. Стоит ли разбираться?

Пожар даже был на руку. Он привлекал внимание французов, но в то же время не давал последним рассмотреть то, что происходило в усадьбе.

Внезапно в амбаре рвануло, будто там среди сена был припрятан бочонок с порохом. Пламя сразу весело вырвалось наружу, грозя в ближайшие минуты перекинуться на дом.

Если бы не противник, Орлов непременно приказал бы своим людям погасить огонь, но теперь не было никакого смысла заботиться об оставшемся бесхозным имуществе.

– Огейчук! – строго окликнул он одного из своих гусар, тащившего тяжеленный мешок. – Ты что? Мародерствуешь?

– Ваше благородие! Який же я миродер? – возмутился Огейчук. – Трохи взял для себе и друзив. Не пропадать же добру! А то и клятым хранцузам достанется!

– Что там? – Раз хозяева были мертвы, то и воровство вроде уже не воровство, но все-таки…

– Сало, да окорок, и винца немного. Надо же помянуть хозяина со слугами.

– Черт с тобой! – препираться не было времени, а наказывать – желания.

Сборы не заняли и двух минут. Пленные, те, которые могли сидеть на конях, покорно взгромоздились в седла, тяжелораненых оттащили со двора прочь, чтобы они не стали жертвой пожара, после чего отряд покинул место схватки.

Вопреки опасениям Орлова, погони не было. Может, французы промедлили, подбирая оставленных раненых, может, пытались погасить пожар и тем самым спасти что-либо ценное для себя, может, не были уверены в силах противника, но обратный путь прошел без особых приключений.

Да Орлов и не возражал. Не хотят, и не надо. Ему же проблем меньше. А потом стало не до воспоминаний о мимолетной стычке. Нет, хозяин был предан земле, а Александр все рассказал Кондзеровскому. Они даже открыли футляр, но внутри была лишь толстая кипа листов, исписанных на непонятных языках. Во всяком случае, ни на русский, ни на французский, ни на немецкий похоже не было. Порою буквы были латинские, однако попадались какие-то вообще незнакомые, а порою шли цифры и маловразумительные рисунки. Тарабарщина, да и только.

– Да… – протянул майор. И заметил после некоторого молчания: – Однако воля покойного… Может, когда попадется грамотный…

А потом все это забылось.