Колония - Андрей Ливадный Страница 10

Глава 2

30 мая 2415 года. Марс. Сектор освоения корпорации «Дитрих фон Браун»…

В пятистах километрах от космопорта «Южный», по магистрали, ведущей в направлении горного хребта, бесшумно скользил тёмно-серый «Дэйш-700». Машины представительского класса на Марсе можно было сосчитать по пальцам. Низкая посадка, обтекаемые формы, мутный глянец тонировки на стёклах — всё это резко диссонировало с обычной колониальной техникой, где основными средствами передвижения, как правило, являлись непритязательные к внешнему виду, но мощные, надёжные в эксплуатации вездеходы-внедорожники, выпускаемые местной промышленностью.

«Дэйш» держал скорость около двухсот километров в час, почти бесшумно пожирая пространство. Слышался лишь мягкий шелест широких покрышек по влажному асфальтобетону да невнятно посвистывал встречный воздушный поток, покорно проскальзывая под антикрылом в вихрящуюся зону турбулентности.

По этой дороге давно никто не ездил, и вслед машине закручивало редкий мусор.

Внутри салона вообще не ощущалось движения.

На месте водителя восседал андроид — человекоподобная модель кибернетического механизма. В отличие от управляемого им автомобиля, дройд был старым, его конструкция, не включающая элементарной оболочки из пеноплоти, несла минимум эстетики. Впрочем, Марка Келли, главу колониальной службы безопасности корпорации «Фон Браун», комфортно устроившегося на заднем сиденье, этот факт нисколько не смущал. Дройд являлся его собственностью вот уже полтора десятилетия, пара искусно заделанных пулевых отверстий вкупе с глубокими царапинами, покрывающими кожухи механического создания, немо свидетельствовали о его «бурной молодости» — это сейчас пальцевые разъёмы «PQ-920»-го были соединены с панелью управления дорогой машины, но облик дройда почему-то наводил на мысль о высокой степени программной свободы, снимающей большинство запретов и ограничений, заложенных на заводе-изготовителе. По крайней мере, нестандартные для бытовой машины крепления силовой кобуры с торчащей наружу пистолетной рукояткой стозарядного «скорпиона» указывали на значительные видоизменения базовых программ.

Его хозяин выглядел не так колоритно. Если бы не ранняя проседь в коротко стриженных волосах, то Марку можно было бы дать лет тридцать, не больше. Ему и на самом деле недавно исполнилось двадцать семь, но резко очерченные скулы, холодные глаза и плотная, упрямая линия губ делали его старше своего возраста. Поверх чёрной облегающей полевой формы со знаками различия капитана военно-космических сил Европейского союза, на плечи Келли было накинуто такого же цвета пальто, столь же дорогое, как машина, в которой он ехал.

Странная смесь индивидуальности с минимальной данью официальному положению — в этом был весь Келли, о котором говорили, что он единственный человек в колонии, кому плевать на моды, протоколы, традиции либо запреты.

Он сидел, задумчиво глядя, как стремительно стелется дорожное полотно под колёса машины, пока впереди не показались знакомые с детства ориентиры.

— Останови тут.

«Дэйш» притормозил и плавно ушёл к обочине.

Тихо чавкнул пневматический уплотнитель пассажирской двери, наружу пахнуло кондиционированным сумраком роскошного салона. Марк прошёл с десяток метров по потрескавшемуся от времени асфальтобетону и остановился подле накренившегося бетонного ограждения, глядя в хмурую туманную даль.

Накрапывал мелкий моросящий дождь. Покосившиеся секции периметра, поваленные взрывной волной, тянулись по обе стороны дорожной насыпи, въезд в запретную зону символически обозначали старые, массивные ворота, хранящие следы былой трагедии: один многотонный створ плашмя лежал на земле, а другой, выпученный ударом невероятной мощи, всё ещё держался в деформированной раме.

Сразу за воротами начиналась обширная площадка, на которой когда-то был расположен контрольно-пропускной пункт. Теперь от него осталась лишь груда обломков, спёкшаяся в стекловидную массу.

Келли закрыл глаза.

Он часто приезжал сюда, к границе запретной зоны, особенно в последнее время: после двадцатилетнего забвения к заброшенным землям вновь начал проявлять внимание плановый отдел корпорации, а значит, вскоре здесь появится тяжёлая техника, предназначенная для вторичного терраформирования.

Перед плотно зажмуренными веками плавали разноцветные искры, образы прошлого не желали покидать глубины памяти, и Марк впервые за много лет задал себе мысленный вопрос: «Зачем я приезжаю сюда?»

Расхожая поговорка гласит, что время лечит любые раны.

Может, он не такой, как все? Или травмированная память семилетнего мальчика столь глубока, что не подпадает под общепринятые нормы?

На фоне искрящейся черноты медленно начали проступать образы…

Он увидел лес: аккуратные, причёсанные под исполинскую гребёнку ряды хвойных деревьев, одинаковых, будто клонированные с одного образца, двухэтажное здание КПП перед массивными, плотно сомкнутыми воротами, а в полукилометре от пропускного пункта съехавшую в обочину машину, из которой, зайдясь в беззвучном крике, судорожно выбирается семилетней мальчуган…

Воспоминания начали обретать недвусмысленную материальность, сознание проваливалось в глубины памяти, выталкивая в сознание не только зрительные образы, но и звуки, запахи…

Келли мог открыть глаза, волевым усилием порвать тонкую нить кошмара, но не стал это делать, лишь вздрогнул, когда воспалённый рассудок окончательно канул туда…

…Он с трудом выкарабкался наружу через разбившееся ветровое стекло и, находясь во власти шока, побежал к приземистому зданию.

Резко распахнулась дверь, и навстречу ему выскочил офицер.

Из горла мальчика вырвался сиплый крик. Он вдруг остановился, с неистовой мольбой и надеждой глядя на взрослого, а разбитые в кровь губы кричали:

— Мама! Там мама!.. Дяденька, помогите ей!..

Офицер рванулся было вперёд к перевернувшейся машине, но его остановила тоновая трель вызова коммуникатора.

— Да? — отрывисто ответил он, доставая устройство мобильной связи, и вдруг его лицо стало серым, как скверная обёрточная бумага.

— Что?! — машинально переспросил он у незримого абонента, потом уронил коммуникатор, обернулся, успев бросить полный ужаса взгляд в сторону горизонта, и вдруг, цепко схватив мальчишку, ринулся назад.

— Мама! — извиваясь в его объятиях, орал Марк, но офицер не обращал внимания ни на крик, ни на судорожные попытки вырваться — он бежал к воротам, которые, подчиняясь сигналу с миниатюрного пульта ручного управления, дрогнули и стали медленно открываться.

Между створами уже обозначился полуметровый зазор, когда офицер добежал до них. Бьющийся в его объятиях мальчуган не понимал происходящего — он помнил лишь ослепительную вспышку, блеснувшую за сотни километров от их дома, перепуганное лицо матери, тяжкий грохот, который обрушился со всех сторон, кроша стёкла, сотрясая стены зданий и поднимая шквалистый ветер… Потом его сознание запечатлело серое покрытие дороги, несущееся под колёса машины, бледное, напряжённое лицо матери, покрывающееся отвратительными водянистыми пузырями, — ему было страшно, он не понимал, что творится вокруг, отчего привычный мир вдруг превратился в кошмарный сон?.. Затем машину неожиданно занесло, — ослабевшие руки женщины не справились с управлением, и дорога, лес, небо — всё начало медленно переворачиваться…