Стальной дрозд - Владислав Русанов Страница 10

Вензольо!

Картавый каматиец из числа отданных в солдаты студентов. Мудрец выловил его из Ивицы во время штурма Медрена. [10]Зачем, спрашивается? По мнению Кира, трусоватому южанину лучше было бы утонуть. Так ведь нет… Мудрец выловил, Антоло распознал старого знакомца – они дружили еще во время учебы в Аксамалианском университете, хотя в последнее время не выказывали друг к другу особой приязни, а Кулак разрешил остаться в отряде. Видите ли, уж очень хотел Вензольо стать наемником. Ну прямо с детства мечтал!

Да как бы не так!

Он просто думал, что наемники как сыр в масле катаются. Привольное житье: хотят – нанимаются, не хотят – не нанимаются; денег куры не клюют. А ко всему прочему еще добыча – доля от награбленного.

Ничего подобного в погоне за бароном Фальмом Вензольо не получил, да и не мог получить. Только голод, холод, дождь за шиворот и отбитую о седло задницу, а в конце концов – сражение не на жизнь, а на смерть, на победу в котором никто из отряда Кулака не рассчитывал.

В последнем бою каматиец проявил себя не с лучшей стороны, в общем подтверждая собственную репутацию. Получив легкую рану в ляжку, пытался удрать, но стрелы дроу оказались проворнее. Насколько Кир помнил, Вензольо ранен в руку и ногу. Так что причин для стонов и завываний тьялец не видел. Мужчина должен терпеть боль. А в особенности перед лицом таких непримиримых ненавистников человеческой расы, как остроухие…

Тем временем дроу подтащили третьего пленника. Уронили его без всякой жалости на землю, снова нырнули в темноту.

Выходит, выжило больше трех человек?

А кто этот?

Слипшаяся от грязи и крови борода, затертый, застиранный гугель, [11]на левой щеке – родинка. Да это же один из следопытов, прибившихся к отряду наемников у переправы. Помнится, их вожак… Шпень, кажется… называл Кулака Одноруким и радовался как ребенок, что кондотьер вернулся на север. Мужики с радостью пожертвовали собой, прикрывая отход беженцев, хотя их никто не уговаривал. Сами остались. Сами подставились под стрелы дроу, хотя каждый уволок с собой на тот свет не меньше дюжины врагов.

Однако Кир ясно помнил, что следопыт с родинкой получил стрелу в живот. Редкого здоровья человек способен выжить после такого ранения…

Пока тьялец предавался воспоминаниям, карлики приволокли четвертого пленного.

И опять затеплившаяся было надежда погасла, как уголек под проливным дождем. Он вновь обманулся, ожидая увидеть кого-либо из людей, с кем подружился за время кампании в северной Тельбии и на пути к горам Тумана. Само собой разумеется, хотелось видеть рядом с собой опытного и надежного бойца, на чей совет можно положиться, опыту которого стоит доверять, кто прикроет спину и поддержит в трудный час соленой, но веселой шуткой.

Нет, судьбе угодно было распорядиться иначе.

Четвертым раненым, которого дроу приволокли к костру, оказался лейтенант Жоррес дель Прано, четвертый пехотный полк одиннадцатой армии Сасандры. Адъютант генерала Андруччо делла Робберо, с равной бездарностью положившего как свою армию в предгорьях, так и ее жалкие остатки у моста.

Кир понял, что остался один. Надеяться на чью-либо помощь не приходилось.

Он вдруг ощутил себя маленьким и слабым.

Что он сможет сделать в одиночку, с покалеченными ногами, против целой орды остроухих, которыми (он не сомневался) кишат окрестные земли?

Сколько ему осталось до жертвенного алтаря?

Молодой человек вспомнил рассказы Белого о том, как дроу обычно приносят в жертву своему божеству, Золотому Вепрю, захваченных на поле боя пленных. Причем задача эта возлагается жрецами на воинов клана Горной Сосны. А ведь именно им противостояли наемники у моста. Значит, цели карликов ясны. Жаль, так и не удалось выяснить способ жертвоприношения, принятый у дроу. Хотелось бы чего-нибудь легкого и безболезненного, но Кир уже почти смирился с гадостями, которые время от времени подбрасывает ему судьба, и не сомневался, что из всех имеющихся у них в арсенале способов умерщвления остроухие выберут самый отвратительный.

Эх, лежали бы сейчас с ним рядом Пустельга и Кольцо! Или, на худой конец, Почечуй и Антоло – можно было бы попытаться наброситься на охрану. Хотя бы умереть по-мужски – с оружием в руках. А тут, как назло…

– Гвардеец… – расслышал он хриплый, едва слышный шепот. – Гвардеец…

Кирсьен повернул голову на звук.

Лейтенант дель Прано смотрел на него ясными глазами, в которых парень прочитал холодную решимость и отчаянную смелость.

– Чего тебе? – все-таки не сумев преодолеть неприязни, буркнул он в ответ.

– Ты держишься молодцом… – сказал адъютант.

– Твоими молитвами, – начал закипать Кир.

– Говори тише. С них станется кляпы нам засунуть…

– Зачем мне вообще с тобой говорить? – Тьялец пожал бы плечами, но не сумел бы сейчас пошевелить и пальцем.

– А с кем мне говорить? – округлил глаза дель Прано. – Каматиец скулит и плачет весь день напролет. Бородач, похоже, скоро умрет. Или карлики дорежут. Слишком тяжело ранен.

– И что с того?

– Чтобы спастись, мы должны держаться друг друга, – быстро проговорил лейтенант и отвернулся, уставившись в небо.

К ним неслышными шагами подошел дроу. В руках его Кир разглядел корявую миску.

Кормить их, что ли, надумали?

С другой стороны, правильно – вряд ли Золотому Вепрю понравятся заморенные, умирающие от голода и жажды жертвы.

«Давайте, кормите, – подумал молодой человек. – Можете еще и полечить. А вот когда я смогу дотянуться до глотки ближайшего из вас и, главное, буду уверен, что сломаю эту глотку, тогда мы посмотрим еще кто кого! Ваших жрецов, остроухие, ожидают большие неприятности…»

Волей-неволей слова лейтенанта дель Прано вдохнули в Кира надежду. Кажется, он неплохой парень. Излишне самоуверенный, как, впрочем, все сыновья богатеньких отцов. Но ведь не стал же отсиживаться в Аксамале, а отправился в действующую армию, да еще куда – на правобережье Гралианы! Даже в Тельбии, где шла открытая война, не было так опасно. Уж лучше такой товарищ, чем никакого.

Кир хотел повернуться к дель Прано и подать ему какой-нибудь знак, что предложение дружбы принято, но подошедший дроу оказался не поваром, а лекарем. Поставив миску на землю, он рванул заскорузлые тряпки, обмотанные вокруг ног молодого человека. Чтобы не взвыть от боли, тьялец до хруста сжал зубы и впился пальцами в сырой дерн.

Широко шагая по дороге, усыпанной палой листвой, Емсиль подставил правую щеку солнцу, наслаждаясь, быть может, последним в эту осень погожим деньком.