Варяжский меч - Андрей Максимушкин Страница 10

— Пойми, наши роды разрозненны. Каждый думает только о себе. Ободриты враждуют с велетами. Древане косятся на полабов. Сербы, стодоряне, чехи отреклись от Богов, они уже не русы, а христиане. Руги всегда держатся особняком. Нет единства народов, нет сжатого кулака.

— Всегда так было. И ничего, жила Русь и ныне живет, — с пафосом ответил Богумир.

— Тебе напомнить про времена гуннов и готов Дидриха? — усталым голосом возразил Велибор. Он начал уставать от этого бессмысленного спора.

Ему давно надоели эти старые седовласые пни, с упорством, достойным другого применения, держащиеся за ветхие обычаи времен праотца Ария. Но приходилось спорить и убеждать. Постоянно напоминать засевшим в капищах старым волхвам, что времена меняются, Колесо Богов вращается, не стоит на месте.

Богумир еще предложил бы на битву идти без брони и с каменными топорами! С него станется. «Перун тоже каменным топором врагов разил», — горько усмехнулся про себя волхв. Вслух он этого, естественно, говорить не стал.

— Белун кулак собирает. Соратников ищет, — молвил он тихим будничным тоном.

— Правильно делает, — неожиданно согласился собеседник, видимо, его убеждения не распространялись на методы и способы ведения войны. — Боярин ободритский по этому делу в город приехал?

— Сам не говорит, но на лице у него все видно. Еще этим летом у нас в Ретре собирались в поход на Велиград идти, но князь неожиданно передумал.

— Не ты ли подсказал? — живо повернулся к соседу Богумир.

— Я, — без ложной скромности ответил тот, — предсказал огонь над городом и крест, плывущий по озеру. А служитель Радегаста Взвид долго и путано о реках крови и воинстве нави разглагольствовал, дескать, видел он, как вепрь на берег озера вышел, крови искал. Говорил, что Богу междоусобицы надоели. Подействовало. — Велибор решил пока промолчать о встрече князей в лесном капище недалеко от Барты. Он сам далеко не все знал, что там говорили.

— А не боишься, что Перун за такие дела по темечку тюкнет?

— Велес не позволит, и сам Перун не любит, когда русы кровь русов льют. Я вопрошал.

— Вопрошал, говоришь? Так по Прави ведь воюют.

— По Прави, да неправильно, — усмехнулся священнослужитель Велеса. Слова Богумира вызывали у него чувство раздражения. Чтобы успокоиться, он мысленно вызвал перед своим внутренним взором образ чистого ярко-голубого, прозрачного неба и представил себя птицей, парящей над широкой рекой. Это помогало отбросить лишние мысли, восстановить безмятежность духа и освободить свой холодный, острый, как меч, рассудок от накипи чувств.

— Мы сейчас перед грозным и опасным врагом стоим. Нельзя нам в междоусобицах силу тратить и кровь лить. Нельзя обиды множить. Мир рушится. Навь в мир проникла, с заката смерть идет. Мертвецы из могил поднимаются и с крестов сходят. Нельзя перед Последней Битвой небо раздорами ослаблять. Лучше рабов Распятого в навь вернуть. А для этого русы должны единым строем стать.

— Сколько тебе лет? — неожиданно поинтересовался Богумир.

— Тридцать восемь солнцеворотов видел.

— Молод, а умен, — в голосе старого волхва чувствовалось уважение, — мне уже за девяносто пошло. Ты верно мыслишь. И действуешь хоть и не по Прави, но с сердцем. Да только что дальше делать будешь? Как хочешь внутренние разборы остановить? Сам знаешь, не любят у нас старые обиды забывать.

— Ты волхв. Тебя Бог выше князей поставил, — улыбнулся Велибор, показывая рукой на небо.

— Поставить поставил, да не могу я людей заставить против законов рода идти. И Перун не велел обиды прощать.

— А ты не запрещай. Ты лучше князя и дружину на другое сподвигай. Пусть делом займутся. А кровные обиды хорошо вражеской кровью смывать, когда в одном строю на мертвобожников идешь. Кровь из ран смешивается, люди братьями становятся.

— Умно. Быть тебе со временем верховным волхвом. Согласен я князя нашего надоумить на саксов идти и дурман мертвобожников огнем выжечь.

— Князю подскажи, — расплылся в широкой улыбке Велибор, — а с мертворожденными подожди. Есть у меня одна задумка.

В этот момент на толстую ветку дуба, наклонившуюся над вратами храма, опустился филин и, громко гукнув, принялся чистить перья.

— Видишь, Отец Мудрости гонца прислал, — кивнул в сторону птицы Велибор.

Открывшееся волхвам зрелище на самом деле было необычным. Ночной охотник днем, посреди шумного, людного города — такое редко бывает. Подчиняясь внезапному импульсу, Велибор протянул руку. Филин бесшумно слетел с ветки и опустился прямо на плечо священника. Устроившись поудобнее и так, чтобы не поранить человека острыми, как бритва, когтями, птица довольно гукнула и прикрыла глаза.

— Точно, Велес тебя любит, знак дает, — прошептал Богумир и обычным тоном добавил: — Так что ты хочешь с отступниками делать?

— С теми, кто по робости и слабости крестился, ничего. Они сами к светлым Богам вернутся. Земля свое возьмет, и кровь забыть не даст. А у кого сердце каменное и души нет… — Волхв на минуту задумался и машинально провел ладонью по спине филина. Затем, повернувшись к старому волхву, с ехидцей в голосе добавил: — Они сами от Неба и Земли отреклись. Они сами себя рабами Распятого именуют. Почему русы не должны им верить?

Филин при этих словах открыл глаза и издал звук, напоминающий кошачье мяуканье. Пролетавшая над площадью ворона буквально шарахнулась в сторону и с истошным криком помчалась прочь.

Уже во второй половине дня Велибор направил свои стопы в храм Велеса. Святилище располагалось на обрывистом берегу Ельца, рядом со спуском на пристань и недалеко от торга. Самое место для бога, почитаемого купцами и мореходами. Спустившись по узкой улочке к реке, волхв первым делом заглянул на пристань. По дороге навстречу катили бочки, тащили кули и сундуки. Тек шумный людской поток. Большей частью это были торговые гости, но попадались и ольшинские, много путешествовавший и повидавший мир Велибор легко по одежде определял, из каких мест прибыл тот или иной иноземец.

С реки тянуло свежим, пропитанным запахами водорослей, рыбы, смолы и пряностей ветерком. Волхв, принюхавшись, быстро определил, что корицей и перцем несет со свейского шнеккара. Полуголые норманны дружно выгружали на пристань окованные железом лари, кожаные мешки и просмоленные бочки. Прибыли они, видимо, из Гамбурга или Бирки, славящихся своими торгами. Там можно было найти товар буквально со всех концов света, а то и, иногда так шептались, из иных мест, там, где и солнца-то нет. Тем более из дальних окраин приплыть они не могли, шнека — судно речное, легкое, морские переходы выдерживает плохо.

В конце концов, Велибору было все равно, откуда прибыли северяне, его внимание привлекли две ладьи, пришвартованные у третьего причала. Острый глаз велетского волхва еще с берегового обрыва углядел характерные красные щиты, сложенные на палубах, приметные прически и крашеные усы находившихся на судах людей, с головой выдававших в них руянских варягов.