Дураки умирают первыми - Виктор Точинов Страница 10

Консьержка кивнула, улыбнулась. Он улыбнулся ответно. Торнадо хорошо знал, как его улыбка действует на женщин старше сорока пяти; знал и беззастенчиво этим пользовался. И прошёл к лифту, на ходу доставая связку ключей, нажал кнопку вызова.

Первый этап прошёл успешно… Никакого недоумения на лице консьержки при виде Торнадо не появилось: личность знакомая, примелькавшаяся… Отлично…

Нужный этаж. Двери лифта бесшумно разъехались. Он помедлил секунду, прислушиваясь и убеждаясь, что с площадки не доносилось ни звука. Так и должно быть: график уходов и приходов бывших соседей он составил собственноручно и знал назубок.

Второй этап пройден.

Торнадо быстро подошёл к двери, надавил клавишу звонка, подождал, надавил ещё раз. Тишина. Он достал ключи. Замки, как, впрочем, и ожидалось, оказались теми же; мало кто их меняет, въехав на съемную квартиру, лишь один раз за четыре года Торнадо столкнулся с такими предусмотрительными жильцами.

Тихий щелчок. Дверь бесшумно отворилась. Самый ответственный момент — если кто появится, тут уж никакие отмазки не прокатят, но повезло. Снова повезло. Торнадо проскользнул в квартиру, вновь прислушался — на площадке ни звука, ни движения, облегчённо выдохнул, повернул головку замка и приступил к работе.

Он не собирался обчищать квартиру, рыться в шкафах, выбрасывая на пол груды одежды, потрошить шкатулки с бижутерией, увязывать в тюк меховые вещи совместно с оргтехникой или уносить под мышкой телевизор. Спаси и сохрани от такой пошлости… Большинство домушников попадаются не с поличным, а на попытках сбыть украденное: среди барыг-скупщиков каждый второй постукивает в полицию, не считая каждого первого.

Торнадо прожил на свете тридцать два года, в тюрьме ни дня не сидел, даже в обезьяннике не провёл ни часа и отнюдь не собирался изменять своим привычкам — он слишком ценил комфорт и уют.

В общем, банальные шмотки Торнадо не интересовали, иное дело антиквариат — мимо красивых старинных вещиц он просто не мог заставить себя пройти, но брал исключительно для себя, не для продажи. Ну и деньги брал, разумеется, но не те, что лежат на текущие расходы под сахарницей или в аналогичном месте. Попадись ему сейчас такая мелочовка на глаза — не прикоснулся бы. Люди, снимающие просторные апартаменты премиум-класса, серьёзные деньги под сахарницами и в кофейных банках не держат, да и в портмоне носят лишь малую часть капиталов, доверяя серьёзное дело сохранения наличности серьёзным банкам… И, переложив заботу на плечи профессионалов, сами несколько расслабляются, проявляя удивительную небрежность в деле хранения паролей, пин-кодов и прочих заветных цифр. И за это следует наказывать.

По большому счёту, вором себя Торнадо не считал. Скорее, фининспектором, собирающим налог на беспечность.

Антиквариата не будет, решил Торнадо, осмотревшись. Люди здесь поселились продвинутые: современные компьютеры, по одному на члена семьи, новейшая музыкальная техника, исключительно модная одежда на вешалках. Здесь не стоит искать что-либо, сделанное хотя бы в прошлом веке, не говоря уж о позапрошлом. А жаль.

И потому несколько разочарованный Торнадо занялся установкой следящей микрокамеры, включавшейся, когда в помещении передвигались достаточно крупные объекты, и вскоре в стене появилось крохотное аккуратное отверстие — по толщине не больше спички, а по длине даже меньше. Закончив, Торнадо отступил на несколько шагов, присмотрелся — объектив совершенно незаметен, чему дополнительно способствует пёстрый фон обоев, — и удовлетворенно хмыкнул. Камера нацелилась на экран и клавиатуру компьютера, принадлежавшего, судя по всему, главе семейства, и теперь оставалось надеяться, что именно отсюда он заходит в интернет-кабинет своего банка. Если же пользуется каким-то мобильным устройством, беда небольшая… Торнадо привык работать неторопливо и тщательно, этот визит первый, разведывательный, будут и другие, а переустановить камеру дело недолгое, и рано или поздно она зафиксирует искомое. После чего наступит черёд другого небольшого шпионского устройства…

Закончив возню с первой камерой, Торнадо размышлял, где бы ему установить вторую, но придумать ничего не успел — в кармане беззвучно завибрировал мобильник. Нахмурился: на дело он ходил с особым телефоном, память приборчика девственно чиста, а номер известен крайне ограниченному кругу лиц, дёргать по каким-нибудь пустякам не имеющих обыкновения. Значит, что-то срочное. Да и цифры на экранчике высветились знакомые, похоже, на одну из закинутых удочек клюнула рыбка…

Ответил вполголоса — звукоизоляция в доме приличная, но всё равно риск недопустим: соседи не должны из-за какого-нибудь каприза акустики услышать голос из якобы пустой квартиры, — но разговор не затянулся. Торнадо выслушал две фразы, ответил тремя словами и дал отбой. Убирая трубку в карман, задумчиво произнёс:

— Гварнери, говоришь… Любопытно…

И почесал в затылке.

Устанавливать вторую камеру не оставалось времени. До нужного места минут пять на машине, но оставил её Торнадо далеко, в двух кварталах, а уходить надо, как пришёл: не торопясь, не привлекая внимания.

На выходе он вновь раскланялся с консьержкой, не пожалев одну из своих бесподобных улыбок.

* * *

— Откуда она у тебя? — поинтересовался неслышно подошедший Манасов.

Света попыталась прикрыть коробочку ладонью — жест инстинктивный и оставшийся незаконченным. В конце концов, она не школьница, застуканная на уроке учительницей за рассматриванием журнала мод.

Но рассказывать историю появления кольца и его упаковки не стоит… Манасову, во всяком случае, уж точно знать её незачем.

И она начала нерешительно, придумывая на ходу версию, позволяющую избежать новых вопросов.

— Досталась по случаю… моей подруге… она попросила взглянуть, оценить… в общем, провести экспертизу, неформально, по-дружески…

Экспромт получился достаточно складный. К кому, в конце концов, обращаться за советом в таком деле, как не к дипломированному музейному работнику?

— Любопытно, любопытно… Разреши взглянуть?

Света помедлила секунду, пытаясь сочинить предлог для отказа, ничего не сочинила и с неохотой протянула коробочку.

Аркадий Орестович Манасов, известный в узких академических кругах под прозвищем Пончик, был личностью многогранной: и доктор наук, и преподаватель университета, и старший научный сотрудник Музея этнографии, и главный редактор издательства «Евразия», выпускавшего малыми тиражами научные монографии, но, кроме всего прочего, доктор исторических наук Манасов являлся научным руководителем Светы, а отказывать научному руководителю в пустячных просьбах себе дороже.

К тому же, невзирая на комичную внешность, навевающую мысли о хлебобулочных изделиях, Пончик и в самом деле был весьма знающим специалистом, и раз уж выпала оказия, неплохо бы услышать его компетентное мнение.

Завладев коробочкой, Манасов немедленно вооружился лупой и занялся дотошным осмотром. И почти сразу вынес вердикт: