Крысиный Вор - Антон Орлов Страница 10

– И охота вам, почтенный, тратить полуденный отдых на такую дрянь? – нагнав его, обронил маг. – Лучше просыпайтесь да выпейте рюмочку красного вина.

– А?.. – Господин растерянно моргнул. – Мне можно проснуться?..

И исчез. Вместе с улицей.

…Коляска с откинутым верхом катит по неширокой мостовой. По обе стороны от булыжной полосы – свинцовая водная хлябь, охваченная не сильным, но угрожающим волнением. Дорога уходит через это пустое зыбкое пространство к горизонту, который теряется в кисее тумана. Запряженная в экипаж лошадь выглядит так, словно ее частично стерли ластиком: схематичный круп с хвостом, а больше ничего нет.

Пассажирка молода и недурна собой, хотя в той жизни, которая наяву, ей, возможно, за восемьдесят. Одета по давней моде: пышный гофрированный воротник сейчас увидишь только на картинах портретистов, стяжавших славу еще до того, как Суно Орвехт появился на свет. Ей страшно, и этот страх так же огромен, как раскинувшаяся вокруг водная ширь.

Тому, что рядом с ней на сиденье возник, откуда ни возьмись, еще один пассажир, она ничуть не удивилась. Кто же станет удивляться во сне? Спящий знает, что произойти может все, что угодно, и принимает это как должное.

– Сударыня, почему бы вам отсюда не выпрыгнуть? – осведомился Орвехт. – Полагаю, тогда сразу проснетесь.

– Вы так думаете?

Испуганные светло-серые глаза. Лицо как будто нарисовано на белом шелке.

– Я в этом уверен. Вы попробуйте.

Она привстала, оперлась затянутой в перчатку тонкой рукой о лакированную дверцу и, бросив на него еще один взгляд, легко перемахнула через край. И вот уже нет ни старомодно элегантной женщины, ни экипажа, ни водяной бездны.

…Речной берег под нависающим туманным пологом завален кучами прошлогодней листвы. Деревья не видны, но подразумеваются – обычный для сновидений фокус. Скверное место: под раскисшей побурелой листвой прячутся топляны. Они похожи на лошадей, но покрыты зеленой чешуей, вместо грив и хвостов у них водоросли, а вытянутую морду топляна можно принять за осклизлую корягу с торчащими сучьями. На нескольких расчищенных участках нарисованы на сыром песке их изображения, словно карандашом, со штриховкой, что в реальности было бы невозможно. Картинки точь-в-точь как в академическом издании «Большой энциклопедии волшебного народца».

Суно хмыкнул: по крайней мере, ясно, где очередной сновидец разжился своим кошмаром.

На виду только предупреждающие об опасности рисунки, самих топлянов не видно, но они тут есть: зарылись в темную массу, затаились, в любой момент могут выскочить с трубным ревом и растерзать того, кто забрел на их лежбище. Предчувствие ужасной развязки растворено в тумане, оседает холодными капельками на коже, шуршит под ногами вместе с гниющей листвой. Хочется закричать, но воздух до того душный и вязкий, что крик глохнет в горле. Когда тебя начнут рвать в кровавые клочья, никто не услышит.

– Молодой человек, – обратился Суно к нескладному встрепанному существу, которое, очевидно, было первопричиной этого ужаса. – Ваше сновидение грешит против научных фактов: топляны подстерегают добычу в воде, а если выходят на берег, то не закапываются в подножный мусор. Просыпайтесь-ка да освежите в памяти то, что вы о них читали.

Не сработало. Парень влип, как муха в паутину. Мимоходом его из этого сна не вышвырнешь. Возможно, Орвехт сумел бы в конце концов его разбудить, но не стал тратить время и силы на пустую благотворительность: он пришел сюда не за этим.

Чем дальше, тем хуже. Чехарда картинок – тягостных, нелепых, отвратительных, бессмысленных, многозначительных… Объединял их вытесняющий все остальные эмоции страх, который по мере приближения к цели усиливался, словно запах или концентрация ядовитого дыма.

Суно защищали заклинания, начертанные на полу вокруг кровати, и особая смесь магических трав, насыпанных поверх этих символов. То и другое берегло его жизненную энергию, отделяло свое от чужого, препятствовало наведению чар и помогало оставаться вне игры. Если снаяна втянет тебя в игру – ты пропал. Опомниться не успеешь, как начнешь искать топлянов под кучками прошлогодней листвы, цепенея от ужаса: а вдруг они и впрямь там найдутся?

Важное правило: не умаляя ни опасности, ни значения того, что происходит в таком сне, в то же время надо принять априори, что все это не всерьез, чепуха несусветная, и непоколебимо на том стоять. Ты наблюдаешь за сотканными снаяной наваждениями со стороны, ты в это не играешь.

…Чья-то спальня. Возможно, точь-в-точь такая, как в жизни, не имеет значения. Большое окно в каменной стене – без переплета, но при этом застекленное, обычная для сновидения вольность. В вершину стрельчатой арки вмонтирован оберег, испускающий слабое прерывистое мерцание. Наяву такие артефакты не светятся, но здесь – другое дело. Надо понимать, оберег у сновидца просроченный.

Старая каменная кладка местами расплывается серым туманом, не так уж она и надежна, а за окном господствует текучий цветной хаос. Небо слоистое: все оттенки синего, сумеречно-белый, немного фиолетового, розового, желтого, и чем дольше вглядываешься в эту взбаламученную грозовую круговерть, тем отчетливее понимаешь, что деваться некуда.

Суно отметил это чувство обреченности, как верный признак того, что снаяна близко. Эмоция принадлежала хозяину сна – вот он стоит, неспособный сопротивляться надвигающейся оттуда жути, как будто прирос к полу – однако пришлый маг ощущал ее так же явственно, как видел образы, из которых соткался чужой кошмар. Правда, в его восприятии присутствовала изрядная доля отстраненности: «страшно, но не мне».

В глубине разноцветного небесного водоворота, там, где сиреневое с кровавой примесью пятно граничило с разлившимся облачным молоком и бледной лазурью, появилась точка, через секунду увеличившаяся до размеров просяного зернышка, и за ней что-то тянулось, как нитка за иголкой. Еще мгновение, и Орвехт смог ее рассмотреть.

Снаяна была прекрасна. Как будто искусный ваятель вылепил ее из тронутого синевой вечернего снега: чеканно-безупречные черты лица, изящные ключицы, большие налитые груди, стройный стан, гармонично округлые бедра… А дальше – ничего антропоморфного, ниже бедер соблазнительное женское тело переходило в чудовищный хвост. Впрочем, последний напоминал не столько огромную змею, сколько скрученный из облаков жгут или смерч, и конца ему не было видно – он плыл по воздуху следом за снаяной, извивался, теряясь в недрах тревожного разноцветного неба.

Ее волосы цвета сгустившихся сумерек колыхались вокруг алебастрового лица, словно у русалки под водой, а глаза были белые, как у статуи, без зрачков и без радужки, тем не менее она смотрела прямо на мага. Подлетев к оконному проему, она надавила ладонью на стекло. Оберег наверху суматошно замигал.

Плохи дела. Судя по размерам «хвоста», который уходил в бесконечность, эта жадная до человеческого страха тварь проникла в сны великого множества горожан, тянет у них жизненную силу, и все ей мало.