Колдун. Из России с любовью - Вадим Крабов Страница 10

– Привет, Зинаида, – произнесла она покровительственно. Так обращаются к старым добрым, но оступившимся родственникам. – Привела своего Неизвестного?

– Здрасте, Вероника Игоревна. Только он не мой.

– Рассказывай! Вся больница о вас шепчется.

– Сплетни все это! – покраснела девушка. – Будто вы меня не знаете.

– Я-то знаю, а другим рот не заткнешь. Давай выписку и направление.

Этот разговор проходил при полном игнорировании моей персоны. Я прокашлялся:

– Простите, доктор, выписка и направление у меня.

И только теперь Вероника Игоревна обратила на меня внимание. Будто только-только заметила:

– Проходите, присаживайтесь. – Ее голос плавно, почти незаметно изменился, превратившись в спокойный, доброжелательный и даже «всепрощающий». – Дайте мне бумаги.

Я сел на стул напротив ее стола, на котором не было ни карандаша, ни ручки, лежали только карточки и листы бумаги.

– Маша, заполни на него карту. – Врач протянула выписку с направлением медсестре, сидящей в углу кабинета за отдельным столом. – Жалобы есть? – это уже мне.

– На потерю памяти, и все.

Как меня зовут, какой сейчас год, сколько мне лет, где я нахожусь, что помню из детства, помню ли родителей, как сплю, нет ли головных болей… и так далее. Вопросы сыпались, цепляясь друг за друга, их логика была трудноуловима. Я, стыдно признаться, немного запутался. Но линию на амнезию, как сам посчитал, выдержал твердо.

– Я выпишу вам витамины и ноотропы, пропьете. Возьмите направление к психологу и психотерапевту, это у нас в диспансере, Зинаида объяснит. Еще вопросы есть?

– Так сколько ему лет писать, Вероника Игоревна? – встряла в беседу медсестра.

– Пиши «двадцать пять», правильно? – ответила та, глядя на меня с тщательно замаскированным вниманием.

Я пожал плечами:

– Кажется. У меня еще вопрос. Вот, от милиции на экспертизу направили – это к вам? – Я вытащил из внутреннего кармана летней куртки направление и передал врачу.

– Молодой человек, – поморщилась она, – это не так просто делается. Пройдете обследование у психолога, психотерапевта и только после этого на комиссию, а ее еще собрать надо. Попейте таблетки, сходите к специалистам, и через неделю – ко мне. Тогда и решим вопрос с комиссией. Мне еще и с главным это вопрос обсудить придется.

– Спасибо, всего доброго.

– До свидания, молодой человек. Зинаида, задержись на минутку, а вы в коридоре посидите.

Ждать пришлось минут двадцать. Я подсмотрел свободным сознанием: врач ей что-то втолковывала. Зина сначала оправдывалась, а под конец вспылила. Вероника махнула на нее рукой. В буквальном смысле.

У магической практики свободного сознания есть два серьезных недостатка. Во-первых, «бесхозное» тело, которое внешне напоминает спящего в неудобной позе человека, остается практически беззащитным. Убивай не хочу. Во-вторых, для шпионских нужд оно далеко не идеально. Вместо разборчивой речи слышится какой-то сумбур, тогда как остальные звуки, не несущие смысловой нагрузки, различаются прекрасно. Вместо карт с топографией и координатами видится откровенная галиматья, не говоря уже о надписях. Каракули обезьяны несут больше смысла! Вроде, кажется, буква. Знакомая, как «любимый» заусенец на ногте. И такая же противная: мешает, болит, а избавиться не можешь. И ножницами, и щипчиками, и зубами хватаешь в конце концов, то есть пытаешься вспомнить значение столь красиво начертанных линий, тебе, несомненно, известных, а никак! Поначалу бесит. Потом привыкаешь.

Моя личная теория по этому поводу такова: свободное сознание не воспринимает так называемую вторую сигнальную систему – один из важнейших признаков нашего отличия от животных. То есть речь, ее производные и прочие абстракции. В ответ на это мое утверждение мой друг и учитель Агнар, маг-теоретик, скептически пожал плечами, но не оспорил. Своего мнения, которое он считал бы лучше моего объяснения, у него попросту не было.

Зинаида выскочила из кабинета раскрасневшаяся и, не глядя на меня, буркнула:

– Поехали.

В машине нервно закурила.

– Егор, если у тебя тайны, то не рассказывай, я пойму, но не обманывай меня! Я больше всего это ненавижу! Все что угодно могу простить, только не ложь. Признайся только мне, я никому не скажу. Ты… выдумал амнезию? – сказала, умоляя, глядя прямо в глаза, с затаенной болью во взоре.

Боль где-то там, в глубине, тщательно скрываемая, становящаяся от того особо острой. Пристально прищуренные веки, за которыми ярко-карие радужки лишь только угадывались, усилили сходство девушки с типичной японкой. Или кореянкой. Ой, повторяюсь.

Я не отвел взгляд.

– Я не вру, – произнес раздельно, как можно более честно. – Мою жизнь словно перевернуло. Да не словно, а точно! Будто я умирал и родился заново.

Ответил завуалированной ложью, и от этого меня чуть не вывернуло наизнанку. На душе кошки скребли. Гигантскими стальными когтями. Обманывать доверяющего тебе очень мерзко. Словно в дерьмо залезаешь. Окунаешься с головой и плаваешь всласть. Но не в дурку же идти, с рассказами о другом мире и магии? До больницы, конечно, скорей всего не дошло бы, но уважение в глазах Зины потерял бы точно. И ей было бы больно. Думаю, больнее, чем от обмана. Пусть несколько дней или недель до моего отбытия побудет счастливой…

Зина облегченно выдохнула и уперлась лбом в баранку. Улыбнулась. Длинный столбик пепла с сигареты упал на пол. Она этого не заметила.

– Я так и знала, я была права! А она мне: мышление связанное, эмоции адекватные, мимика-моторика, жесты-шместы, жмурится-хмурится, глаза гуляют или стынут; он, дорогая моя, совершенно здоров. Симулирует, будь с ним осторожна, Зиночка, – пародировала, кстати, довольно похоже. – Что, говорю, так совсем-совсем не бывает при амнезиях? Она сразу замялась. Бывает, говорит, но очень редко. Когда-то, где-то она читала, что были единичные случаи полного здоровья при амнезии. Но в ее практике у всех обязательно сопутствующие симптомы были. Короче, она тетка прагматичная и в сказки, в отличие от меня, не верит. Но я была права! – Зина победно стукнула рукой по многострадальной баранке. – Прокатимся с ветерком! Ты как?

– Я «за»! – весело согласился я с натянутой улыбкой. В этот момент я себя ненавидел.

Можно было признаться, можно! Толстая тетенька-врач влегкую меня вычислила, как учительница – нашкодившего детсадовца! Но главное, она сказала Зине, что я здоров! Убедительно доказала. Зина бы после этого мне поверила. Теперь поздно… или? Нет. Как идет, так идет. Я на Земле ненадолго.

Мы мчались по полупустой загородной трассе, лихо обгоняя все попутные машины. Зина весело щебетала, смеялась, а я так и застыл с маской вместо лица.

– Заедем на «вертолетку»? – дошла до меня ее последняя фраза.

– На что?