Путь меча - Генри Лайон Олди Страница 10

— Ты не будешь на поле один, — тихо отозвался Гвениль. — Ты не будешь один, Единорог. Это я тебе обещаю.

Махайра весело заблестел, подмигивая непривычно серьезному и немногословному эспадону.

— Герои, — сообщил он. — Глупые герои. Или героические глупцы. Придется мне, бедному умнику, тоже явиться на турнир. В случае чего я всегда смогу заявить, что предупреждал вас. Слабое утешение, но другого вы мне не оставили.

— Вот и они так сказали… — прошептал Шешез. — Странно…

— Кто? — спросил я. — Что сказали-то?

— Детский Учитель нашей семьи… он сказал, что если решать придется Единорогу, то турнир состоится. Словно предвидел…

— Ты произнес «они»… Кто еще говорил обо мне?

Я ждал. И дождался.

— Дзюттэ, — нехотя прошуршал ятаган. — Дзюттэ Обломок.

— Шут? — удивился Гвениль.

На этот раз Шешез промолчал.

1

…И трибуны разразились приветственным звоном, когда вокруг злого тонконогого жеребца и маленького Придатка, вставшего на стременах, закружился сошедший с ума смерч семи локтей в поперечнике — и в свистящей воронке мелькали то сталь громадного лезвия с шипом на тупом обухе, то заостренный наконечник обратной стороны древка, то желто-багряные кисти из конского волоса…

— Давай, Кван! — не выдержал я. — Давай!..

И Лунный Кван дал. Храпящий жеребец боком понесся по полю, чудом лавируя между вкопанными деревянными столбами — и рушились мертвые деревья без веток и листьев, белея косыми срезами, щетинясь остриями изломов, взвизгивая, всхлипывая, треща… Смерч замедлился, став трепещущими крыльями невиданной бабочки, еще раз пронеслись по воздуху осенние кисти — и вот уже спокойный и неторопливый Кван-до, Лунный Вихрь, упирается в землю рядом со взмыленным конем, косящим кровяным глазом.

Не стоило мне, конечно, заводиться, да еще и подбадривать Квана прямо отсюда с поля… Не к клинку. Мне сейчас на другое настраиваться надо. Вон, поле большое, на семи площадках Беседуют, на пяти предметы рубят, дальше Катакама-Яри и Фрамея копейные танцы танцуют — а на каких трибунах больше всего Блистающих собралось?

На западных.

А почему?

А потому, что на третьей западной площадке победитель в последней рубке после всего встретится с Мэйланьским Единорогом — со мной, значит…

Вот и нечего мне на все поле лязгать, позориться!

А рубка знатная была!.. Трое сошлись — Гвениль, эспадон мой неуступчивый, их величество Шешез Абу-Салим и так далее (следит он за мной, что ли? И рубит оттого, как никогда…) и гость один заезжий, тоже двуручник, как и Гвен, а имя я в суматохе спросить забыл.

Видел я похожих, еще в Вэе видел — там их «Но-дачи» звали, «Длинный меч для поля» на старом наречии. Ну и ладно, пусть пока Но-дачи побудет — мне его не титуловать, а так ведь и меч он, и длинный, и для турнирного поля в самый раз… не обидится.

Куклу, понятное дело, вся троица легко срубила, на полувзмахе — а дальше началось! Кто во что горазд, а уж горазды они на всякое… Шешезу, как всегда, грубое сукно на стальную проволоку в дюжину слоев наматывают, гостю циновку из бамбуковых полос в рулон скатали, а Гвениль столб крайний, что от Лунного Квана остался, попросил листовой бронзой обшить на скорую руку.

Свистнули они — было три предмета для рубки, стало шесть! Гвениль на Шешеза скосился и свой коронный «волос на воде» заказывает. Рассек, блеснул улыбчиво и ждет. А ятаган по платку кисейному полоснул — да не прорезал до конца! Платок влажный попался, или сам Шешез оплошал, от забот государственных…

Я и оглянуться не успел — Но-дачи клинком повел из стороны в сторону, медленно так, плавно… Жужжала рядом стрекоза, а теперь лежит на траве два раза по полстрекозы, и обе половинки тихие такие, не жужжат больше!

Смотрю я на Гвениля и на соперника его: похожи они оба, дальше некуда! Оба двуручные, оба без ножен — таких дылд даже из-за плеча не вытянешь, они ж длиннее перехвата руки! — оба у своих Придатков на плечах развалились, и характер у обоих, небось, один другого мягче да приятнее!

Только Гвен обоюдоострый и прямой, а гость однолезвийный и слабо-слабо изогнутый, словно не решил до сих пор, каким ему быть. Ах да, еще у Гвениля крестовина здоровенная, а у Но-дачи огрызок какой-то овальный вместо гарды…

А так — как в одной кузне рожали!

Тут как раз для меня «коровью тушу» вынесли и подвесили на тройных цепях. Мешок это кожаный, и набит он изнутри разным металлическим хламом похуже, чем корова — костями. Еле-еле пустого места остается, чтоб протиснуться!

Нет, ничего, протиснулся… и на прямом выпаде, и на косом, и на том, что родня моя звала: «Спящий Единорог видит луну за тучами». Потом так изогнуться пришлось, чтобы в кость железную не въехать, что успел только небо поблагодарить за гибкость свою врожденную да за пальцы Придатка Чэна, которыми я его учил крюки стальные из стен выдергивать и мух на лету ловить, крылышек не повредив! Ладно, что теперь зря расстраиваться…

Потом Придатки Гвениля и Но-дачи мелкие монетки «гитрифи» в «корову» по очереди кидали, а я в место попадания входил и обратно выныривал, пока монетка на землю соскальзывала. Тут Гвениль почему-то заблестел весь, словно пакость какую придумал, и Придатка своего ко мне ведет.

— Слушай, Однорогий… — говорит, а тут и Но-дачи рядом оказался, почти вплотную.

— То бишь Высший Мэйланя Однорогий Дан Гьен, — поправляется Гвениль.

— Тут у нас спор один зашел…

Ну что с него взять? Он ведь не со зла, просто говор у него такой, без тонкостей, как у всех лоулезцев. Помню, я как-то битый час объяснял ему разницу между «однорогим» и «единорогом». Выслушал меня эспадон, не перебивая, а потом и спрашивает:

— Ну, рог-то у него один?

— Один, — говорю.

— Ну и нечего мне лапшу на крестовину наматывать! — отвечает.

Лапша — это еда такая, Придаток Гвениля ее очень любит. Поговорили, значит…

Правда, с тех пор он меня чаще всего правильно зовет. А в турнирном запале — как получится.

— …спор один зашел, — продолжает меж тем Гвениль. — Соперник мой интересуется: дескать, когда он меня в рубке победит — заметь, «когда», а не «если»! — то как ему с тобой в Беседе работать, чтоб внешность твою замечательную не повредить ненароком. Больно легкий ты, вот он и опасается… Уступить ему, что ли, пусть сразу и попробует?

Улыбнулся я про себя, но виду не подал. Сам Гвениль при первой своей Беседе со мной на том же вопросе и ожегся, так что ему теперь кого другого подставить — самое милое дело!

Повернулся я к Но-дачи, а тот молчит серьезно и ждет.

— Тебя, — спрашиваю, — в землю до проковки зарывали?